Осень для меня вообще погибла, на это приходится махнуть рукой. Но весной, я уверен, даже врачи посоветуют мне поехать к тебе, ведь к тому времени все их процедуры должны вернуть мне нормальное состояние. Сейчас, между прочим, я чувствую себя очень неважно: пусто в голове, досадно и как-то неприятно легко возле сердца, и кроме того, стал злой, страшно со мной разговаривать.
Прости, дорогой, да, собственно говоря, старость штука непростительная. Поцелуй своих и передай горячий привет и извинения.»
«Соколовка. 19.08.38. Дорогой, родной мой Антон Семенович! Мои сыновьи чувства Вам. Крайне возмущен поведением Вашей старости. Вы должны немедленно придать её линчеванию врачей всех мастей и степеней. Пусть они заливают водами, сжигают огнями, убивают током под самым высоким напряжение – пусть вообще они ее укротят…».
«Соколовка. 06.09.38. Дорогой Антон Семенович. Так долго не писал, потому все ждал сына, чтобы сообщить Вам об этом. В ночь с 5 на 6.09.1938 в 23.45 мин. по местному времени на свет появился Антон Семенович Калабалин (№ 2), с чем Вас и поздравляю…»
«Соколовка. 10.10.38. Итак, я мечтал иметь собственного Антона Семеновича, и он есть. Да еще какой Антон. В моем сыне Антоне будет сосредоточена вечная любовь к Вам, память.
Я украшу его душу букетом черт Ваших, только Ваших, высоких идеальных человеческих черт. В нем моего должны быть: сила физическая, Галина – скромность, Ваши интеллект и гуманность».
«Москва. 06.10.38. Милые, славные Калабалины! Хочется очень знать, как началось воспитание моего долгожданного тез-идет прибавление в весе и какие черты Калабалиных уже можно наблюдать в этом молодом гражданине СССР. Я думаю, что, в общем, ему можно позавидовать. К тому времени, когда он вырастет, в нашей стране будет на каждом квартале университет, а шелковые галстуки будут сваливаться с неба. Рассчитываю также, что и с Гитлером мы к тому времени покончим начисто, привет и поздравление с благополучным открытием жизненного плавания. Всегда страшно жалею, что не удалось погостить у Вас, и мечтаю, что весной или летом это мне обязательно удастся…».
«Соколовка. 20.10.38. Дорогой Антон Семенович Я люблю Вас. Я Вас чувствую в доме, в своем мышлении. Я к Вам обращаюсь ежедневно за советами. Буду умирать – в объективе моего последнего луча жизни будет Ваше имя и облик вместе с кровными моими – жена, и дети, мать. Я очень люблю дни полтавских сражений со вшами, тифом, зимой и люблю всех участников этих давно минувших горячих дней. Обнимаю. Ваш Семён».
«Москва. 25.10.38. {из письма A.C. Макаренко П.П. Архангельскому). Дорогой Павлуша! Спасибо тебе за письмо… И ещё большое спасибо за подарок. Это замечательно мило у тебя вышло: прислать мне законы Эндшпиля. Послезавтра я уезжаю в Кисловодск – не гулять, лечиться. Все меня уверяют, что оттуда я возвращусь совершенно здоровым человеком…
Семен часто пишет, хвастается своим сыном, и, мне кажется, в нём никаких изменений не произошло. Это больше всего мне не нравится. При всей своей богатой натуре он всё-таки засох на скучном детдомовском подвиге. Очень явно ощущается в нем, что он не получил высшего образования и сам не растет… Это было бы не так плохо, если бы у него беднее была натура. В общем из него вышел довольно сентиментальный человек, он чересчур часто умиляется. А все же он замечательный, благородный и сильный человек…».
«Кисловодск. 2.11.38. Родной Семен!… Спасибо, дорогой, за память и за любовь, я тебя крепко люблю и горжусь твоей человеческой силой… Напиши, как дела в детском доме. Думаю здесь написать рассказ о Карабанове…».
«Соколовека.28.12.38.
Дорогой Антон Семенович!
С Новым 1939 г. поздравляю Вас и всех Ваших домочадцев. Желаю здоровья, радости и успехов в Вашей творческой жизни.
Как давно Вы нам не писали. Все ли у Вас благополучно? Ведь теперь не я лишь с Галей ждем Ваших писем. Ведь у Вас есть внук, да еще Антон. А какой хороший пацан!
Как хочется показать его Вам. Смеется, никогда не плачет. Казак! Не будете писать, пожалуюсь ему.
С 13.12. по 18.12. в Виннице происходило совещание по ОБЛОНО директоров и завпедов 20 д/домов.
Стоял и мой доклад. Одно скажу, что моя унаследованная от Вас творческая педагогика вызвала у докладчиков тысячи ко мне вопросов и – лучше с умным потерять, нежели с дураками найти. Но наш детдом занял 1-ое место по области. Меня назначили внештатным… инспектором-консультантом».
Письмо без даты. Начало января 1939 г.
«Дорогой Семен!
С Новым годом тебя поздравил, – получил ли ты мою телеграмму? Я послал телеграмму и Шершневу, но он давно мне не пишет…
Спасибо хоть ты меня не забываешь. Очень рад твоим семейным и производственным успехам, это всегда меня наполняет гордостью.
Недавно в Москву приехала на экскурсию группа работников детских домов и колоний Нолтавщины. Многие меня помнят по Полтаве. Говорят, что во всех колониях Полтавской области заведена наша система – командиры и даже сводные отряды. Завели они все это рановато, хорошие вещи у нас принято заводить
через пять лет после смерти авторов. Черт с ними, даже для распространения совета командиров я умирать не хочу.
Что значит: «Меня назначили внешкольным инспектором-консультантом?» как темно нынче пишут! Значит ли это, что ты ушел из Соколовки, или не значит? А если не значит, какой из тебя выйдет в черта инспектор?
Я живу скучно. Писать ничего не хочется, меня все равно не читают читатели, Зои {персонаж из «Педагогической поэмы». -В.М.) принципиально не читают и пишут гадости β «Комсомольской правде».
Писать скоро ничего не буду. Пробавляюсь разными пустячками далеко не первого сорта. Надо накопить достаточно энергии, чтобы взяться за моих врагов по-настоящему, никак не сосредоточусь на хорошей теме.
В марте собираюсь поехать в один дом отдыха, здесь есть под Москвой приличный, а на май закачусь в Ялту и, честное слово, буду лежать на травке и плевать на кипарисы.
Пиши, не забывай. Привет Гале, Антону и всем прочим твоим наследникам.
От Гали привет и поцелуй всем соколовцам. Твой А».
«Соколовка. 21.01.39.
… Странно поведение Шершнева. Я неоднократно пытался завязать с ним переписку, но безуспешно. Вот Павлуша – это умница человек. Я его страшно люблю. Из всех горьковцев он один остался верным холостизму.
Неужели в Полтавской обл. есть отряды и другие дорогие нам вещи?
Из Соколовки я не ушел, а инспекторство мое заключается в том, что ОБЛОНО периодически командирует меня в тот или иной д/дом для помощи».
Из переписки A.C. Макаренко
и С.А. Калабалина
