А нам нужны люди, нравственные ценности которых рассчитаны не «на зрителя». Для сегодняшнего рабочего, которого мы растим (впрочем, растим мы как раз завтрашнего рабочего, и в этом – особая ответственность), это особенно актуально. Нынешнее производство отстраняет от рабочего конечный продукт его деятельности, поэтому самым надежным ОТК становятся такие качества, как честь, совесть, порядочность. И здесь на подлинную честность, которая и наедине с собой проявляется, – главная ставка. Возвращаясь к исходной мысли, скажу, что «вычислять» личность следует вовсе не по тому, что человек говорит и каким хочет казаться, а по тому, как к нему относятся в коллективе. Если его уважают, то даже серьёзный на первый взгляд проступок ничего не значит. А наказать за этот проступок легко, когда знаешь, что надо исправить в человеке. Это я хочу подчеркнуть особо: осудить надо только действие, поступок, но не человека. Пацан должен знать, что педагог возмущён только тем плохим, что он совершил, но не им самим.
Даже в наказании может проявиться уважение к личности. Этому я учился у отца и у матери – особенно у матери. (Она тоже воспитанница колонии Макаренко и всю свою жизнь проработала вместе с отцом.)
Вот на каких уроках я вырос… Как большинство мальчишек тринадцати лет, я лазил в соседний сад за яблоками. Как-то раз приволок «продукт» на всю компанию, человек на 15. Вывалил на кровать. Вдруг все зашушукались: «Семён Афанасьевич идёт». Мигом я набросил поверх яблок простыню и как ни в чём не бывало, лёг «спать».
– А вот те яблоки, на которые улёгся сейчас Калабалин, давайте и попросим его съесть, – сказал отец.
Где-то на килограмме он сжалился, взял меня за руку и повёл в тот самый сад.
– Цей хлопчик будет тебе сторожем, – сказал он хозяину, – и неделю, пока с этим отрядом мы будем в походе, станет стеречь твой сад…
Ясное дело, я остался без работы: ну кто полезет в сад, когда его сторожит Товарищ? Вернувшийся из похода отряд был встречен хозяином тремя мешками «сэкономленных» яблок. Какой урок я извлёк из той истории, уточнять не стану – из-за банальности вывода. А пример привёл, чтобы показать, что и в выборе наказания должно присутствовать педагогическое творчество.
«Я не знаю, какой у вас в тот день была погода», – так в своё время на вопрос отца о том, как поступить в таком-то случае, ответил в письме A.C. Макаренко. И верно, от погоды кое-что зависит. А ещё больше – от характера ребёнка. Кому-то достаточно одного взгляда, а на кого-то хоть полдня кричите – чего себя зря надрывать. С одним достаточно не поздороваться, другому сказать: «Зайди вечером ко мне, подумай зачем», а третьего попросить придумать самому себе кару.
Иногда самым большим наказанием для ребёнка может стать его отсутствие. Командир поленился, не поставил ребят на довольствие и вся группа осталась голодной. Но командиру ребята не сказали ни слова. Это было для него самое жестокое наказание, лучше, чтобы ругали.
Бывают ситуации, когда оказывается не прав воспитатель. Если это случается со мной, то уже через час я отчаянно ищу возможности объясниться с пареньком и хожу возле него кругами. Впрочем, если я был прав, тоже «хожу» и тоже ищу – ведь кому-то надо первому пойти навстречу. По праву старшего чаще это приходится делать мне.
Я слишком ценю свой авторитет, чтобы пошатнуть его убогой ординарной «мерой пресечения». Знаю, какая бы конфликтная ситуация ни сложилась между мной и подростком, ребята внимательно наблюдают: чья возьмёт? Поэтому, если не готов «сразить» провинившегося улыбкой, словом, гневом, лучше промолчу, сделаю паузу, но просто перебранку устраивать не стану.
Если бы меня спросили, кого я считаю самым большим актёром, может быть, назвал бы себя, потому что и сценарий пишу сам, и режиссёр себе тоже сам. Микропьеса: прошу прислать в училище телефонограмму – выговор директору Калабалину за то, что его девушки плохо покрасили цоколь одного уважаемого здания, Потом вывешиваю этот выговор на доске объявлений, а девчонок тех с извинениями к себе не пускаю: пускай помучаются. Игра? А почему бы и нет? Ведь это не та игра, где изображаешь чувства, а сам так и ждёшь, когда опустится занавес и можно будет уйти домой. Тут другое: счастливая, радостная игра, не фальшь, вдохновение.
Как и всякое вдохновение, оно рождено любовью к своему делу. Когда учился в институте, вдруг испугался: хватит ли мне сил, выдержу ли я такую жизнь? Взял академический отпуск и поехал в детдом к отцу. Год проработал воспитателем. И понял, что это моя жизнь. Поэтому могу прийти в ПТУ и приготовить обед трём пацанам, оставленным за большой проступок без «увольнительной». Какая же жертва? Мои дети…
Естественно, я бы очень хотел, чтобы и они любили и уважали меня так же, как уважаю и люблю их я.
Это необходимо не только в педагогике, но и вообще в жизни. Люди должны уважать друг друга односторонним этот процесс быть не может.
Педагогике сегодня необходимо единство слова и дела, а повторять прописные истины – значит, не уважать человека. Это относится к сути. Но и о форме не мешало бы подумать.
Приведу пример из своей практики. Как-то мне пришлось быть начальником пионерского лагеря. Первое, что я сделал, заказал тридцать кос. «Для чего?» – спросили меня взрослые. «Косить будем», – ответил я. «Как так? Дети должны отдыхать», – возмутились они.
Приехали в лагерь. Ребята спрашивают: «Когда в Футбол?» Отвечаю: «Когда скосим траву на поле стадиона». «А когда скосим?» – не отстают они. «Если все возьмёмся, дело быстро пойдёт», – говорю я. «А мы разве сможем?» – не унимаются они.
«Буду учить. Только запомните, если кто порежется, больше сюда ни ногой».
Дети быстро освоились. Для косарей особый режим. На покос им приносят парное молоко, квас. Постепенно бригада косарей росла. Председатель ближайшего колхоза обратился к нам с просьбой помочь накосить сена для телят. И мои ребята стали работать уже всерьёз. Мы накосили 18 тонн сухого сена. Полностью обеспечили сотню телят на зиму. Однажды приходим на луг, все наши стожки стоят, никто за ними не приехал. Ребята расстроились: может, наша работа никому не нужна? Я их сажаю в машину, подъезжаем к ферме, видим, у коров, как у детей, на глазах слёзы. Оказывается, тракторист напился и на два дня коровы, как и телята, оказались без корма. Тогда ребята стали возить сено сами. А когда появился тракторист – весёлый, с похмелья, то едва ноги от нас унёс. Этот случай многому научил ребят. Они пережили эту беду сами и поняли, что с ней необходимо бороться. Вот и педагогика Макаренко – она тоже родом из ситуации экстремальной.
У Макаренко были тысячи различных педагогических приёмов. Дети не знали, как поведёт он себя в той или иной ситуации. Антон Семёнович был непредсказуем, и это вызывало жадное их любопытство. А мы, как мы себя ведём? Каков наш педагогический арсенал? «Встань, выйди из класса!» – вот и всё. Скука…
Называющие себя педагогами, «проходившие» Макаренко в институте, забыли суть его главного принципа межличностных отношений. Игра. Борьба. Каждый ребёнок сопротивляется педагогу, не хочет поддаваться его воздействию, и это закономерно. Плохо, если ребёнок «пластилиновый» и каждый может вылепить из него всё что угодно. И когда в этой борьбе-игре педагог, преодолевая упрямство ребёнка, развивает заложенную в нём искру таланта, самобытность, – это высшее педагогическое счастье.
