В своей педагогической практике A.C. Макаренко отводит важнейшую роль школе, воспитателю, учителю, руководителю колонии. Он предъявлял высокие требования к учителю и воспитателю.
– В воспитателях, – говорил Макаренко, – терпеливо искал я настоящих людей…
Учитель, воспитатель должен блистать перед детьми знанием своего дела – уверенное и четкое знание, умение, искусство, золотые руки, немногословие, постоянная готовность к работе – вот что в наибольшей степени увлекает ребят. Хорош тот воспитатель в детском учреждении, который участвует в самой разнообразной работе с детьми. У Макаренко воспитатель и обучал в школе, и руководил всем днем в колонии, контролировал выдачу продуктов, следил за выполнением работы, разбирал конфликты, мирил драчунов, уговаривал протестантов, выписывал продукты, следил за сменой белья и одеждой и т. д. Воспитатель у Макаренко принимал реальное участие и в работах детей. Воспитатели работали в мастерских, на заготовках дров, в поле и огороде, по ремонту, читали книги детям и руководили кружками.
Для того чтобы быть воспитателем, нужно обладать определенными качествами. Антон Семенович не представлял себе, чтобы воспитатели были похожи один на другого. Каждый воспитатель должен иметь нечто такое, за что дети могли бы его полюбить. Павла Ивановича Журбина, образованного, доброго, вымуштрованного, обладающего любовью к человеческой природе, дети и я, – отмечал Макаренко, – полюбили за то, что у него была чистая и искренняя натура человека [1, с. 258].
Шере ребята любили за то, что это был «наш Шере» [1, с. 184]. Ребята были уверены, что он только потому так хорош, что он именно «наш». Макаренко у Шере оттенил важную и необходимую черту для воспитателя – не восторгаться и не возмущаться по всякому случаю. Шере, подчеркивал Макаренко, был настроен ровно и чуточку весело и умел доводить колонистов «до обалдения» своей постоянной уверенностью и нечеловеческой работоспособностью [1, с. 181]. К Шере, – говорил Макаренко, – восторг выражался в молчаливом признании авторитета и в бесконечных разговорах о его словах, ухватке, недоступности для всяких чувств и о его знаниях [1, с. 184].
Макаренко высоко поднимал и оценивал роль воспитателя, считая, что воспитатели должны отличаться выдержанностью и дисциплиной.
Я, говорит он, – преклоняюсь перед той огромной выдержкой и дисциплиной, которые проявили наши воспитатели.
Подчеркивая роль воспитателя в воспитании детей, Макаренко писал, что его воспитатели «всегда были на месте, минута в минуту, всегда были деятельны и восприимчивы к каждому неверному тону в колонии, на дежурство выходили по заведенной традиции в самом лучшем своем платье, подтянутыми и прибранными» [1, с. 178]. Антон Семенович в краткой, но простой, ясной форме определил, когда воспитатель может пользоваться авторитетом у детей: когда вы блещете работой, знанием, удачей, тогда они все на вашей стороне, и они не выдадут. «Все равно, в чём проявляются ваши способности, все равно, кто вы такой: столяр, агроном, кузнец, учитель, машинист» [1, с. 185].
«И, наоборот, как бы вы ни были ласковы, занимательные разговоре, добрый приветливы… если на каждом шагу видно, что своего дела не знаете, если все оканчивается браком или «пшиком», – никогда вы ничего не заслужите, кроме презрения, иногда снисходительного и иронического, иногда гневного и уничтожающе враждебного, иногда назойливо шельмующего» [1, с. 185], и, безусловно, никакие предписания и указания не помогут заставить детей уважать такого воспитателя.
В педагогической работе Антона Семёновича Макаренко определенное и соответствующее место занимала школа и художественное воспитание. Педагогическая система его воспитания сложилась на основе изучения им богатого наследства педагогической науки. Он взял все лучшее из опыта и теории классиков педагогики. Свой опыт и систему он строил, следуя задачам воспитания нового человека.
Антон Семёнович Макаренко своим опытом «и обобщениями» внес в науку педагогики ряд совершенно бесспорных положений и обобщений. И чем смелее и скорее школа и воспитательные учреждения будут организовывать коллектив, воспитывать в детях дисциплину, ответственность, дружбу, товарищество между детьми, чем скорее педагоги научат детей всю работу в школе и вне ее связывать с коллективными интересами, как это делал Антон Семёнович Макаренко, тем успешнее мы разрешим важнейшие задачи воспитания.
Литература
[17]
1. Макаренко A.C. Педагогическая поэма / сост., вступ, ст., примеч., коммент. С. Невская. М.: ИТРК, 2003.
2. Макаренко A.C. Педагогические поэмы: «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1» / сост., вступ, ст., примеч., коммент. С. Невская. – М.: ИТРК, 2013.
По стопам своего учителя
[18]В «Правде» 17 марта (1940 г. – Л.М.) была помещена статья тов. Кропачевой «Неиспользованное наследство». Я совершенно согласен с этой статьей. Думаю, прочитав её, многие педагоги испытали чувство большой радости. Нельзя предавать забвению замечательное наследство Антона Семёновича Макаренко, нельзя игнорировать те успехи, которых он добился, и незачем тратить время на поиски уже найденных методов воспитания.
Я сам – воспитанник Антона Семёновича. Жизнь свою посвятил тому же делу, что и он. Когда в моей педагогической работе возникает какое-либо затруднение, я тотчас же стараюсь представить себе, как бы поступил в этом случае Антон Семёнович.
Я постарался перенять у него страсть, пыл, твёрдость, но вместе с этим пришлось унаследовать ещё и наркомпросовские передряги. Постоянно в своей работе я наталкиваюсь на сильнейшее сопротивление. Каждую мелочь, как бы бесспорна она не была, приходится брать с бою.
В 1928 году Антон Семёнович командировал меня в Ленинград.
– Посмотри, – сказал он, – что делается в ленинградских детских домах.
Я поехал и посмотрел. Должен признаться, впечатление вынес я из этого осмотра не слишком благоприятное. И было решено, что возьмусь я руководить колонией, работа в которой была совершенно развалена. Дети ненавидели педагогов, друг друга. Драки не прекращались, грязь всюду была страшнейшая. Незадолго до моего прихода в колонию ребятишки – ни много, ни мало – стали нападать на автомобили и две машины даже опрокинули.
«Вследствие полного развала воспитательной работы и совершенного отсутствия данных к восстановлению нормальной работы 66-ю школу-колонию закрыть» – гласил приказ заведующего Ленинградским отделом народного образования. Я получил этот детский дом в феврале 1931 года, а через три месяца, в мае, ко мне приехали первые пять «линкольнов» с иностранными делегациями. И оставили восторженные отзывы.
«Объездив Европу, – писала группа английских педагогов, – мы нигде ничего подобного не встречали».
