И еще вопрос: почему оригинал этого стихотворения впервые появился на свет только в феврале 1930 года? Его принес в Пушкинский Дом крупный политработник, впоследствии – литературный критик Георгий Горбачев. В журнале осталась запись: «От Эрлиха». Но Эрлих в 1930 году – мелкая сошка, сотрудник пограничной охраны ГПУ Закавказья. А «курьер» Горбачев – видный политкомиссар, хороший знакомый Троцкого. Не странно ли? Что-то тут не сходится…
После знакомства с воспоминаниями Вольфа Эрлиха, с его стихами у меня сложилось впечатление, что по характеру своего творчества и по своей натуре он был очень далек от Есенина, если не сказать – враждебен ему. Резкий, злобный, мстительный человек – полная противоположность открытому, доверчивому, сентиментальному Есенину. Меня буквально обескуражило стихотворение Эрлиха «Свинья», написанное в 1929 году, где есть такие строки: «Пойми, мой друг, святые именины твои отвык справлять наш бедный век. Запомни, друг, не только для свинины, – и для расстрела создан человек». Они тут же вызвали из моей памяти силуэт головы свиньи, нарисованный над бурыми строками оригинала есенинского «До свиданья…» Поначалу это изображение принимали за кляксу. Но нет, свиное рыло с ушами на том листке трудно с чем-то перепутать. Что стоит за этой неожиданной аллегорией, получившей столь зловещее стихотворное продолжение? Нет, очень непрост был в своих взаимоотношениях с поэтом сексот ГПУ Вольф Эрлих.
Невольно появляется мысль о заговоре… Но почему в нем возникла необходимость?
С осени 1925 года Есенин находился под судом. В сентябре, когда он вместе с женой возвращался из Баку в Москву, в поезде у него случился конфликт с одним московским партийным чиновником и дипкурьером. Их стараниями в Москве на вокзале поэт был задержан, допрошен, а вскоре против Есенина было возбуждено судебное дело – уже тринадцатое по счету. В попытке избежать суда он ложится в психиатрическую клинику Московского университета («психов не судят») под опеку своего земляка профессора Ганнушкина. Именно там Есенин написал свой шедевр «Клен ты мой опавший, клен заледенелый…» и другие прекрасные лирические стихи. За поэта тогда заступился нарком просвещения Луначарский, который не хотел шумихи по этому делу в зарубежной прессе.
И тогда Есенин решает сбежать в Ленинград. Но, конечно, не на постоянное местожительство. Он вообще хотел бежать из Советского Союза.
Еще 7 февраля 1923 года по пути из Европы в Америку он пишет письмо в Берлин своему приятелю, поэту Александру Кусикову, в котором прямо заявляет о своем неприятии советской власти, добавляя, что от нее «сбежал бы хоть в Африку». За месяц до смерти, 27 ноября, Есенин пишет из психиатрической клиники своему другу Петру Чагину: «…Избавлюсь (от скандалов. – Авт.), улажу, пошлю всех… и, вероятно, махну за границу. Там и мертвые львы красивей, чем наши живые медицинские собаки». Целью бегства могла быть Великобритания, по другим предположениям – Прибалтика. О серьезности его намерений говорит и краткая поездка в Ленинград в начале ноября 1925 года – мосты наводил? Но кто-то выдал его настроения – не исключено, что Устинов: в тот приезд он вертелся рядом с поэтом, вместе пили… Дальше события могли развиваться так: 24 декабря 1925 года находящийся под судом Сергей Есенин приезжает из Москвы в Ленинград, тут же арестовывается, доставляется в следственный изолятор, допрашивается, до смерти избивается, его тело тайно переносят в пятый номер «Англетера», где и устраивается известное нам святотатство с «добровольным уходом поэта из жизни»…
Надо ли говорить, что на подобную акцию исполнители вряд ли решились, не имея санкции свыше? Но кто мог выступить в роли «заказчика» этого убийства, кому были поручены функции «киллера»? Ответов на первую часть вопроса нет (есть лишь догадки), да, вероятно, и быть не может: все указания отдавались преданным людям устно и неофициально. Что же касается непосредственного исполнителя убийства, то наиболее подходящей фигурой здесь мог быть известный террорист, сотрудник ВЧК Яков Блюмкин. По воспоминаниям тифлисского приятеля Есенина, писателя и журналиста Николая Вержбицкого, у Блюмкина могли быть и личные счеты с Есениным: тот однажды в Баку в 1924 году угрожал поэту и даже пистолет на него направлял. Некоторые видели в те декабрьские дни Блюмкина в «Англетере». Но со стопроцентной уверенностью указать именно на него как на убийцу Есенина я сегодня не могу – не хватает материала.
А дальше… Развитие событий легко предположить: начали заметать следы преступления. Об участниках этого действа удалось узнать побольше.
В конце 1925 года комендантом «Англетера» был чекист Василий Назаров. Любитель выпить, он «расслабился» и днем в воскресенье, 27 декабря, к вечеру сморился и улегся спать. Поздно вечером (а не утром, согласно официальной версии!) в квартиру позвонил дворник: мол, вызывают в гостиницу, в пятый номер. Назаров, еще не протрезвевший, ушел, а вернулся уже утром – усталый, мрачный и молчаливый… Это подлинный рассказ вдовы коменданта Антонины Львовны. Я успел встретиться с ней незадолго до ее смерти в 1995 году. Несмотря на почтенный возраст, она сохранила ясную память – я проверял детали ее воспоминаний по документам. Муж не был с ней многословен: повесился, мол, поэт, оформляли… Но если бы и в самом деле повесился, то, наверное, было бы что рассказать?
Вместе с Василием Назаровым свои подписи в качестве понятых в ту ночь под документами поставили несколько литераторов, сотрудничавших с ГПУ, – Павел Медведев, Всеволод Рождественский, Михаил Фроман. Фальшивый акт об обнаружении тела Есенина в гостинице составлял участковый милиционер Николай Горбов, прошедший выучку в секретном отделе уголовного розыска. Его высокими начальниками были глава губернской милиции Герасим Егоров и руководитель УТРО Леонид Петржак. Оба в 1929 году были арестованы как троцкисты. Впоследствии Николай Горбов, отсидев срок в тюрьме по сфабрикованному делу, написал заявление в парторганизацию (не из чувства ли обиды?), в котором указывал на «некрасивые поступки» этих людей, а также еще одного крупного чина – заместителя начальника Ленинградского ГПУ Ивана Леонова. Есть подозрение, что именно он и был главным организатором этой акции, который распределял кровавые обязанности между своими проверенными подчиненными. А Горбов, облегчив в 1931 году душу своим заявлением в парторганизацию, через год бесследно исчез…
Неужели настолько все было скрупулезно продумано, что не осталось явных следов? Нет, какие-то ошибки исполнители этого черного дела, конечно, совершили, особенно на стадии заметания следов. Добавлю такую частность, как якобы наличие ванны в пятом, «есенинском» номере гостиницы, что отмечали некоторые из лжемемуаристов. Я не поленился и отыскал инвентарную опись вещей и обстановки в «Англетере». Ванны в том номере не было. Мелочь, казалось бы… Но, как известно, именно детали обычно и подводят лжецов.
Как следствие поспешной небрежности примечательны и газетные публикации на смерть Есенина: еще не было готово заключение судмедэкспертизы, а газеты уже сообщили, что поэт повесился. Журналисты сами это написали? При жесткой цензуре того времени, которая «вела» даже стенгазеты, без санкции свыше это было невозможно. А тем, кто наверху, результаты экспертизы и не были нужны.
