Он стянул нелепую одежду егеря и стал, содрогаясь, облачаться в свою, пусть и влажную. Неведомого врага нужно было встретить в пристойном виде. С поднятой головой и l’arbalète в руке поэт шагнул в туман.
Не успел он осмотреться, как низкий рокот взорвался таким громом, что даже уши заложило. Тихон непроизвольно присел, но все же совладал со страхом и стал обходить избу по кругу, всматриваясь в блеклые, словно выцветшие от сырости деревца на опушке. Но уже через десяток шагов грохот повторился, на этот раз куда ближе и ужаснее!
Тут уж Тихон просто рассвирепел.
– Довольно! – потряс он игрушечным самострелом. – Появись или прекрати греметь!
Словно великий римлянин Курций, поэт готов был пожертвовать собой ради спокойствия Манефы.
Однако ему никто не отозвался. Ничего странного – неведомая могучая сила, от которой в желудке трепетала пустота, а сердце заходилось нервическим стуком, не обратила на вопль графа Балиора внимания, продолжая сотрясать лес гулким дребезгом и взревываниями.
– Ну, погодите у меня, – подбодрил он себя и пошел на источник шума.
На первый взгляд, когда Тихон только вышел за дверь, ему показалось, что звук раздается отовсюду, однако после обхода избушки стало понятно – механический зверь таится в определенном месте. Об опасности заблудиться граф Балиор и не подумал. Сейчас его заботило только одно: как заставить чудище замолкнуть и не пугать бедную девицу ревом. И не угодить самому в его железные лапы, но это по возможности. Любопытство, понятно, также разбирало поэта.
Не скрываясь, но весьма осторожно он стал пробираться между мокрых кустов, то и дело смахивая с лица тяжелые капли. Ноги проваливались в невидимые под толстым слоем палой листвы ямки и спотыкались о коряги. Заодно Тихон складывал в карманы подберезовики, с мыслью о том, как бы ублажить пустой желудок – но это так, мимоходом и не думая о трапезе. До того ли было?
Лес внезапно кончился. Точнее, он превратился в подлесок: несколько лет назад вырубленная тут полоса заполнилась молодой порослью – крошечными елками, пихтами и березками. Видимость, однако, почти не улучшилась, туман все так же густо клубился над сырой землею. А вот низкий рев как будто слегка усилился, в друг снова породил оглушительный, громоподобный рык!
Тихон вздрогнул и отступил за ближайшее дерево, поскольку заметил впереди, саженях в тридцати, смутную тень исполинских размеров. Вылитый Тифон – чудище со змеиными головами, изрыгающими пламя!
Пожалуй, это движение спасло ему жизнь. В следующий миг уши у него заложило от чудовищного грохота, а сзади и спереди, щелкая по деревьям и сбивая остатки листвы, застучали быстрые комья земли и камни. Окажись Тихон на пути этого смертоносного потока, его ранило бы не в одном месте.
Резко завоняло чем-то отвратительным, так что вдобавок к слуховой беде на поэта обрушилась и обонятельная. Он сдержал тошноту и скрючился за деревом, позабыв обо всем на свете, лишь бы очухаться после такого натиска на все его чувства.
– Что за чертовщина? – просипел он и осмелился выглянуть из-за укрытия. Гул и треск уже удалялись прочь – смутного шевеления в тумане больше не просматривалось. – Проваливай, гадина…
Граф Балиор выдохнул и прижал к носу рукав бешмета, чтобы не надышаться отравою. А потом все-таки вышел на открытое место, чтобы поближе взглянуть на страшные разрушения. Всего в пяти саженях от «его» дерева земля была вспучена, так словно гигантский крот выглянул из нее и заодно разметал почву взмахом исполинских лап. Бурая трава вокруг ямы, в которую сидя легко уместился бы Тихон, да еще с кем-то в компании, была обуглена. Если бы не сырость, в лесу наверняка вспыхнул бы нешуточный пожар.
– Что за адово ядро с дьявольской начинкою? Неужто порох?
Подумать о причинах такого взрыва и прочих странностях граф Балиор не успел, потому как с противоположной от страшного механизма стороны услышал девичий голос:
– Тихон Иванович! Ау-у-у-у! Граф Балиор!
– Да что тут происходит-то?
Поэт в отчаянии пожал плечами и напряг слух – ему уже стало казаться, что лес этот населен призраками не только механическими, но и обыкновенными.
– Ау-у-у! Тихон, отзовись!
– Глаша, – ахнул поэт и поскорее разрядил самострел, чтобы сунуть его в карман бешмета. Стрелу он обтер палой листвой, а то еще отравит хорошие грибы – чем тогда кормиться и гостью угощать? – А как услышат?..
Но люди, которые суетились подле железного чудища, ушли вместе с ним – тот теперь лишь едва слышно зудел, однако лес по-прежнему чутко внимал чужеродным звукам и не спешил оживать. Только Тихон и Глафира, наверное, осмеливались сейчас подавать голоса.
– Сюда! – в половину силы крикнул он и пошел в сторону избушки, пока еще помнил, где она находится. – Глафира Панкратьевна, мы тут!
– Тихон Иванович! – обрадовалась вдалеке девушка. – Постойте, где вы?
– Тут я, тут.
Глафира с треском выскочила из кустов, сидя верхом на Копне. Была она встрепана и так мокра, будто всю ночь провела под дождем, зато лицо ее так и светилось счастьем. Девушка не медля спрыгнула с кобылы и кинулась на шею поэту, чтобы одарить его жарким поцелуем в щеку.
– Слава тебе, Господи, живой.
– Какое нежданное сретенье!
– А я-то уж извелась вся, думала, что в тебя молния ударила и ты в лесу мертвый лежишь. Как только с ума не сошла от беспокойства!
– Еще одной простывшей только не хватало, – сердито проговорил Тихон и властно направил девушку в сторону избушки князя Струйского, а сам подхватил Копну под уздцы и зашагал рядом. – Что же тебя в лес-то понесло, Глаша? Разве можно в одиночку девице по дикой природе раскатывать, да еще в таком тумане? Заблудилась ведь, сознайся!
– Счастье-то какое, – с улыбкой вздохнула она и недоверчиво потрогала руку графа, будто не верила, что он живой человек, а не мертвец. Сама она, однако, выглядела очень уставшей, а под глазами виднелись синие тени. – Ты цел ли? – вдруг озаботилась девица. – Ничего не повредил после эдакого страха? Из-под самых туч падал, я все видала своими глазами!
– Так ты и не спала вовсе?
– Какой там! Лекарств насобирала, чтобы раненого лечить, да и прочих какие нашлись, и провианта побольше, а тут и Копна прибежала. Ну я и прыг на нее, да приказываю – скачи, мол, куда барина возила! Насилу подвигла бедное животное, да и то напоить-накормить пришлось. Вот и припозднилась… А тут еще туман, как назло, такой густой нахлынул, что до полудня и не чаяла из лесу выбраться. Не иначе Господь меня услыхал, да на тебя вывел. А тут еще грохот такой! – прижала она ладошку ко рту. – Что это было, Тихон Иванович, не заметили? Копна чуть меня из седла не выкинула, как взовьется на дыбы!
– То мне неведомо, – покачал головою граф Балиор.
Тут Глафира как будто оправилась после нежданной встречи с поэтом и замерла, в тревоге оглядевшись по сторонам.
