– Филимон, пойди проверь!
– Сам проверяй, это твоя работа.
– Тебя зачем тут оставили? Чтобы мне помогал!
Проклятый Тузик между тем не унимался, но Тихон все-таки сумел поймать его на мушку и разрядил самострел. Медная игла бесшумно вошла в лапу стервозной животине. Пес будто захлебнулся лаем и коротко взвизгнул, а потом с остервенением накинулся на собственную лапу.
Граф Балиор не стал дожидаться, когда из-за угла возникнет солдат с пламенником – а он, судя по разлившемуся за углом свету, запалил его и уже приближался, выкликая своего зловредного Тузика. Тихон пригнулся и скользнул за угол сарая, в сторону крупного штабеля досок, примеченного им еще с холма. Там можно было на время схорониться и тем избегнуть пули.
«Почему он не свалился от яда?» – досадовал граф.
– Ну что тут? – спросил солдат. – Кого пугаешь? Эй, кто здесь, выходи на свет, а то пристрелю! Тузик, ты чего? – встревожился он.
Пес продолжал негромко скулить, а потом постепенно затих. «Сработало!» – возрадовался Тихон.
– Тузик?
Но псина безмолвствовала, и граф Балиор искренне надеялся, что она отключилась по меньшей мере на несколько часов. Прислонившись к срубу, он бережно извлек из поясной сумки очередную стрелу и пузырек с ядом. Не приходилось сомневаться, что стражник примется выяснять причину «гибели» Тузика и в злобе шнырять по бивуаку, чтобы пристрелить ночного вора.
Но поступил он еще коварнее – кликнул на подмогу Филимона. У того наверняка имелся пистоль, так что надеяться на удачу в открытой схватке с «хозяевами» бивуака не стоило. Да ведь недаром же у Тихона припасены стрелы с ядом! Торопясь, поэт стал выдергивать из пузырька притертую пробку, и спешка сослужила ему очень плохую службу. Склянка выскользнула из дрожащих пальцев, а вслед за нею и пучок стрел. Хуже того, когда Тихон с глухими проклятиями нагнулся и стал шарить во мраке, среди крупной щепы и опилок, так и самострел зацепился тетивою за сучок и очутился там же, среди невнятного хлама на сырой земле.
– А ну стой! – крикнул солдат, возникая из-за штабеля словно черт из преисподней. В левой руке у него был зажат пламенник, а правой он прижимал к поясу ружье, направленное дулом в незваного гостя. – Кто таков?
Вместо ответа граф Балиор мощно оттолкнулся и отскочил с линии огня, вбок, а страж в ответ не выдержал и спустил крючок. На раздумья у Тихона времени не было, а то бы он, может быть, остерегся так поступать.
Пуля с визгом прошла мимо плеча поэта и пропала во мраке. Солдат не стушевался и со свирепым видом отбросил бесполезное оружие – вместо этого он перехватил правой рукой пламенник и ринулся с ним на Тихона, желая прижечь тому физиономию. Но и лазутчик оказался не промах! При падении он ударился о сломанное тележное колесо, которое и вытянул перед собою.
– Филимон, помогай! – заревел ратник.
Горящая голова пламенника удачно угодила между спицами и завязла, чем не преминул воспользоваться Тихон. Он закрутил колесо, будто штурвал корабля, и при этом вывернул его самым нелепым образом. Солдат охнул и попытался перехватить древко обеими руками, чтобы выдернуть «оружие» из плена, однако в тот же миг поэт переступил и с размаху ударил сапогом ему в живот.
– Хр-р-р… – просипел противник и стал падать на спину.
Разгоряченный битвой Тихон прыгнул вперед и опустил колесо на его череп. По счастью, попал он худо – спицами, те лишь хрустнули и переломились, а вот обод мог бы и пробить голову несчастного. Но прием сработал не хуже ядовитой стрелы.
В иной момент можно было бы и насладиться триумфом, прижать грудь врага подошвой, но не сейчас. Тихон ни на миг не забывал, что во мраке приближается вооруженный Филимон, а потому моментально отскочил обратно, под прикрытие дровяного завала, и замер в темном углу подле сарайной стены.
Пламенник с шипением тлел среди опилок, в остальном же сохранялась мертвящая тишина – разве что близкий лес шумел кронами, да ветер посвистывал в стенных щелях.
«Где же ты, братец?» – подумал Тихон и стал крутить головой, будто филин, в поисках татя. Тот же затаился и не спешил являться в поле зрения с пламенником, а без света увидеть поэта было невозможно. Впрочем, и сам он видел маловато, только тучи над головою да края черного закутка, там где сарай кончался. «А вдруг у него ночезрительная труба? – ошпарила поэта страшная мысль. – И он сейчас водит ею вокруг, высматривая меня? А то и нашел уже!». Он едва сдержался, чтобы не ринуться напролом куда глаза глядят, но вовремя одумался. Не хватало еще выдать себя шумом, да и ноги о мусор переломать, тогда уж точно превратишься в легкую добычу.
Так прошло минут пять. Ветер стал крепчать, и с неба закапала морось. Все более усиливаясь, дождь стал хлестать в стены сарая и капитально заливать Тихона, который под нею скрючился. Терпеть дальше сил никаких не было. Пользуясь шумом текущей из небесной хляби воды, поэт стал пробираться вдоль сарая в том же направлении, в каком и собирался с начала своего «хлебного» похода.
Никто ему не помешал, хотя пару раз он натыкался на невидимые препятствия и едва не сворачивал их. Наверное, Филимон решил переждать непогоду в укрытии или бродил в другом месте. А может, зорко озирал окрестности с крыши. Во всяком случае, он поступил умно, когда решил выследить лазутчика тайно, а не метаться с пламенником меж сараев.
По дороге Тихон подобрал ржавый железный прут и теперь чувствовал себя более уверенно. Хотя против пистоля с таким оружием и не выстоять.
Скоро поэт нащупал дверь и потянул ее на себя. Замка на сарае не оказалось, так что он сумел беспрепятственно войти внутрь. Запах тут стоял вполне пищевой. Ориентируясь по нему, он высыпал из мешка капусту, оставив один кочан, и добавил туда же три каравая суховатого хлеба, лука и разных овощей. Вяленую рыбу на стене также отыскал по запаху, заодно и веревку с сушеными грибами подтянул. Грязный картофель насыпать не стал – да и не очень любил граф Балиор заморский корнеплод, невзирая на его несусветную дороговизну.
Выбравшись наружу с немалым мешком на плече, он огляделся, но ничего, понятно, не увидал. Дождь хоть и ослаб, но лил по-прежнему, противно и нудно стуча по бревнам. Все тут казалось Тихону донельзя странным – и весь этот бивуак посреди охотничьих угодий с черными тенями строений, и обширные запасы провианта, и в особенности поведение Филимона, который словно растворился в ночи.
Пора было выбираться из этого адского лагеря.
Но Тихон принял другое решение. Ему втемяшилось в голову ознакомиться с содержимым самого таинственного дома, перед которым замирал ушибленный ныне страж. Порывистый ветер и шум дождя служили ему подмогой, когда он отделился от стены и направился к соседнему сараю.
На том, естественно, был прилажен засов с внушительным амбарным замком. Граф Балиор в очередной раз осмотрелся, подождал пару минут и продел железный прут в петлю. Мешок с провизией он пристроил рядом, укрыв его куском рогожки, подвернувшимся под ноги. Потянув прут изо всех сил, Тихон с негромким хрустом выдрал гвозди и подхватил освобожденный засов свободной рукой. Судя по всему, из-за сырости бревна сарая подгнили, а потому и не смогли противостоять мощному напору графа.
