Наученная «ядовитым опытом» ревнивой парочки студенток, Иоле педантично щелкнула замочком, прежде чем присоединиться к подруге в комнате. Янка привычно тянула время. Тщательно мыла руки и лицо, расчесывала волосы и вздыхала. Заниматься на ночь глядя не хотелось столь же отчаянно, как и утром. Но делать нечего, декан и его знаки завтра стояли в расписании первой парой. А при всей симпатии Донской к мастеру, добреньким и всепрощающим учителем он точно не был. Отчаянно зевая (зевота накатывала, стоило только подумать об уроках), девушка поплелась к справочнику и конспекту.
– Неохота? – Иоле только сочувственно вздохнула, готовясь засесть за свою стопку книг, брошенных при форс-мажорных трагических обстоятельствах.
– Неохота, – согласилась Янка и почти с ненавистью взглянула на пустышку листа Игиды, ожидавшую своей очереди после исполнения обязательной части подготовки к занятиям.
– Ты же понимаешь, декан не стал бы советовать, если бы не думал, что тебе это необходимо? – осторожно спросила ифринг. Она очень дорожила только-только зародившейся дружбой и ужасно опасалась сказать или сделать что-то неправильное, что могло отвратить от нее Янку, но и молчать считала не честным.
– Понимаю, но лень ужасно, – покаялась землянка, утыкаясь носом в описания и расшифровку значений знаков. Нет, заумными или странными они не были. Все четко, ясно, разложено по полочкам, чуть ли не разжевано, только в рот клади. Да вот, к сожалению, этих знаков и их смыслов было столько – Янка тоскливо прикинула толщину словаря, – что несварение желудка гарантировалось любому не шибко интеллектуальному читателю.
– Если что непонятно будет, спрашивай, постараюсь помочь, – подбодрила Иоле подругу.
– Спасибо, ты – настоящий друг, хоть и не Чебурашка, – пробормотала себе под нос Янка и, обхватив голову руками, зашевелила губами, вчитываясь в конспект. Ифринг открыла было рот, чтобы уточнить, кто такой Чебурашка, но решила отложить вопрос и не отвлекать подругу от учебы.
Донская читала и пыталась понимать. Шло туго, душу грела лишь одна мысль – троллеву песню к расоведению повторять не придется. Она крепко отпечаталась в памяти, слова и мелодия сами на ум приходили, стоило только вспомнить, как они шли всей оравой по академии и голосили, а уж как бурно возмущались случайно услыхавшие песню орки! Вот если бы так легко было со знаками или медитацией, стоявшей в завтрашнем расписании второй парой, аккурат перед обедом!
Практически час Янка пыталась заставить себя запомнить хоть что-нибудь из конспекта. А потом еще час или около того, ерзая на диване, кресле и ковре (пыталась понять, где удобнее), мучила пустой лист Игиды. Никакого прогресса в заливании силы в проклятую пластинку не наблюдалось! Ну ни малейшего! Не будь Яна по определению флегматичной особой, вооруженной изрядным запасом здорового пофигизма, болванка-тренажер давно отправилась бы из окна или была бы шваркнута о стену и затоптана ногами. Благо неуничтожимая! А так девушка только скривилась и подчеркнуто бережно отложила на край стола тусклый листик, поблескивающий тонкой каймой бледного света.
– Не переживай, сразу мало у кого, вернее, почти ни у кого не получается, – подбодрила Янку ифринг. – У меня прогресс только во втором семестре наметился.
– Да он вообще почти не светится, – скривилась Яна.
– Подожди, несколько циклад тренировок, и сама все увидишь, – вдохновенно пообещала Иоле, повергая подругу в еще большее уныние. Дитю информационных технологий и скоростного века несколько циклад, то бишь восьмидневных местных недель, казались столь же далекой перспективой, как и следующее десятилетие.
Унылая физиономия Янки от собеседницы не укрылась. Она повернулась к тумбочке, где рядом с чайником примостилась вазочка со сластями, и спросила:
– Хочешь чайку или печенья?
– Хочу, но не буду, если я все свои огорчения начну печеньками на ночь заедать, никаких печенек не хватит, – меланхолично заметила Яна, давно изучившая все особенности своего телосложения и зависимость колебания веса от съеденного прямо перед сном. В остальное время девушка себя в еде не ограничивала, и благодарный организм сюрпризов в виде внезапного отказа помещаться в привычный размер одежды хозяйке не устраивал. Сорок восемь, так сорок восемь.
Еще несколько минут тупо полюбовавшись на медленно затухающий ободок света злополучной пластинки, Янка от всей души зевнула и предложила:
– Давай лучше спать!
Иоле кивнула и с чувством захлопнула свою книжку. Видать, ей, прилежной ученице, тоже хотелось в кровать.
– Ян. – Шепот Латте не позволил Донской окончательно уплыть в сон.
– Ась? – отозвалась девушка, балансируя на грани встречи с грезами.
– Кто такой Чебурашка? – пытливо спросила из темноты соседка. Кажется, мысль о неизвестном создании не давала Иоле покоя.
– Зверек такой, сказочный, симпатичный, пушистый, с круглыми ушами. У него друзей много было: от крокодила до льва-а-а, – сонно пробормотала Янка и отрубилась окончательно.
Утро, начавшееся с воя иерихонской трубы, добрым назвать было бы сложно, если бы не обещание повара-силаторха приготовить на завтрак овсянку. Именно оно морально поддержало сонную девушку и заставило сползти с кровати. Холодная вода из-под крана окончательно прогнала сон.
Но даже если бы Яна, глупышка, вздумала задержаться в ванной, все равно спустя пятнадцать минут вынуждена была бы выскочить из-за грохота. Это тактично постучал в дверь Хаг. Лис приплясывал от нетерпения рядом с напарником, а за их спинами смущенно розовели уши Стефаля, считавшего нетактичным беспокоить девушек столь рано. Но кто спрашивал старосту? Его парочка негодников вытащила из кровати еще до сигнала побудки.
– Готовы? – шустро ввинтился внутрь дракончик, стоило только Иоле приоткрыть дверь. Не дождавшись ответа, парень огляделся вокруг, особое внимание уделил выжженному пятну и живописным меткам когтей на полу и резюмировал: – М-да, девушки, требуйте с отравительниц ковровую дорожку, да пошире.
– Обязательно, – хмуро согласилась Яна, самоотверженно сражавшаяся с волосами. Гримаса на ее лице подошла бы воину-берсерку, бросившемуся в безнадежную битву, закусив куском мухомора и кромкой щита в придачу.
Стефаль сочувственно вздохнул и вставил:
– Яна, мне неловко такое предлагать, но, возможно, ты предпочтешь воспользоваться моим гребнем, дабы сохранить в целости свои великолепные волосы?
– А в чем разница? – пропуская мимо ушей вежливый комплимент «великолепные», флегматично поинтересовалась девушка, с упорством мазохистки продолжая пытку.
– Мой гребень – простенький артефакт со знаком Игиды, облегчающим распутывание волос, – объяснил староста, протягивая первокурснице на вытянутой ладони расческу из какого-то зеленоватого минерала с вытравленным на нем символом в виде волны. Значение его Янка, разумеется, выучить еще не успела, но обещанный эффект прельстил. Гребешок был позаимствован и мгновенно пущен в дело. К великому облегчению вперемешку с удивлением, волосы действительно стали расчесываться безукоризненно, они чуть ли не сами распадались на кудрявые прядки, прежде чем их касались зубцы расчески. Пораженная девушка выпалила:
