В паре с ведомым афганским летчиком МиГ-21 они вырулили на взлетную полосу. Так парой и взлетели. Разгонявшийся на форсаже истребитель с такой скоростью уносил Илью вверх, что его вдавило в кресло. Стрелка на указателе скорости за несколько секунд отклонилась от пятидесяти до нескольких сотен километров в час. Почувствовав, как кровь отхлынула от головы к ногам, Илья стал считать про себя, чтобы не отключиться. К его удивлению, в кабине почти не было шума от рева турбины, и было слышно, как сработали механические замки уборки шасси, и ощущался скоростной напор воздуха на закрылки и элероны.
Сделав пару кругов над аэродромом, они взяли курс на город и покружили над центром Кандагара. Среди желто-серого лабиринта глиняных заборов и прямоугольников плоских крыш домов с высоты птичьего полета выделялась только мечеть с голубым куполом да овал стадиона. Пустыня началась сразу за городской чертой. Внизу Илья увидел палатки кочевников, мирно бредущий караван верблюдов и одинокий автобус. Этот автобус почему-то показался подозрительным афганскому летчику. «Атакуем!» – услышал Илья в наушниках его голос с мягким восточным акцентом, и истребители коршунами, крыло к крылу, спикировали на проезжавший внизу автобус. Когда Илья увидел, как снаряды их пушек разнесли в клочья автобус, в котором могли ехать обычные мирные люди, полет на сверхзвуковом истребителе уже не казался ему увлекательным приключением. Ему был отвратителен сам факт охоты с воздуха на людей, пусть даже в том автобусе ехали одни душманы, перед истребителями они были беззащитными, и потому все это было похоже не на бой, а на бойню.
Следующей целью истребителей стал небольшой караван из двух десятков вьючных лошадей и верблюдов. Боевой разворот, пикирование, залп НУРСов, и от растерзанного реактивными снарядами каравана осталось одно кровавое месиво. Охватив взглядом разметавшиеся туши животных и тела убитых погонщиков в белых одеждах, лежавших в лужах крови вдоль вереницы распластавшихся на земле верблюдов, Илья пожалел о том, что напросился в этот полет. Став невольным участником устроенной летчиками кровавой бойни, он хотел сейчас только одного: чтобы весь этот кошмар поскорее закончился, а МиГи все кружили и кружили над пустыней, выискивая новые цели. Это у них называлось «свободной охотой». Едет по дороге моторикша – пуск НУРСов – нет моторикши. Или же просто пугали перегонщиков скота или погонщика груженного хворостом мула: МиГи снижались до предельно малых высот, включали форсаж и с громовым раскатом проносились над их головами на сверхзвуке, отчего люди и животные в ужасе разбегались по пустыне.
Под занавес Левченко решил продемонстрировать Илье свое мастерство в высшем пилотаже. После одинарной «бочки», когда самолет сделал полный оборот вокруг продольной оси, полковник по переговорному устройству поинтересовался самочувствием своего пассажира. Илья ответил, что с ним все нормально, хотя какое там нормально, когда зависаешь в воздухе на ремнях вниз головой и кажется, что земля сейчас на тебя упадет, а они еще больше к ней нос разворачивают.
– Ты молодец! – похвалил его Левченко. – А я думал, что укатаю тебя на первом же вираже, а тебе хоть бы что. Ну, держись тогда, сейчас мы с тобой переворот Иммельмана выполним. Это такая полупетля с полубочкой, которую должны уметь делать все военные летчики, – прокомментировал Левченко их следующий головокружительный кульбит.
Выполняя очередную фигуру пилотажа, он заложил такой крутой вираж, что у Ильи чуть кишки не вывались через горло, которое сдавило так, что кадык изогнулся, а в глазах потемнело, будто он нырнул с головой в какой-то темный омут, а потом наступила звенящая тишина. Очнувшись через пару секунд, Илья ощутил невероятную легкость в теле, как в невесомости, и пришла первая мысль, что они разбились и он на небесах, в раю, так все было красиво вокруг – небо, солнце, облака. Эйфория продлилась недолго. От перегрузки у него поплыли красные круги перед глазами и кружилась голова. Поборов приступ тошноты, он сказал Левченко по переговорному устройству, что высшего пилотажа с него хватит, и запросился домой.
– Понял, идем на снижение, – ответил тот.
Ощущения при снижении у Ильи тоже были малоприятными. Заложило уши, и он почувствовал такую резкую боль в области бровей, как будто его резали без наркоза, но перенес и это. Когда истребитель наконец-то приземлился и бледный как смерть Илья вылез из кабины, ему оставалось только удивляться, как при таких перегрузках летчики-истребители умудряются все контролировать, управлять самолетом и следить за показаниями приборов. Люди такой героической профессии, безусловно, заслуживали уважения, но в глазах Ильи, шокированного их «свободной охотой», они были скорее военными преступниками, чем героями. Разведчики, с которыми ему удалось вчера пообщаться, рассказывали, что караваны с оружием передвигаются в основном по ночам, и поэтому при обнаружении ночного каравана его сразу забивают. Расстрелянный летчиками караван, скорее всего, был мирным, поскольку шел днем по открытой местности, и забили его просто так, как ради забавы охотники стреляют животных на охоте.
Илья никогда не понимал увлечения людей охотой. Еще в школе он испытал огромное разочарование в знаменитом американском писателе Эрнесте Хемингуэе, когда узнал, что главной страстью его была охота. Индийская легенда гласит, что, когда человек умирает, он должен пересечь мост, чтобы попасть на небо. В начале моста человека ждут животные, с которыми он встречался на протяжении своего жизненного пути. И именно они решают, пропустить его дальше или нет.
Библиографы же писателя с восторгом отмечали, что Эрнест Хемингуэй за один удачный сезон охоты подстрелил трех львов, двадцать семь антилоп, крупного буйвола и других африканских животных. Ладно когда человек охотится, чтобы добыть себе пропитание. Но Хемингуэй за всю свою жизнь не смог бы сожрать столько мясных туш, сколько он настрелял в Африке за один только охотничий сезон. Илья восхищался литературным талантом лауреата Нобелевской премии по литературе, но сама личность писателя не вызывала у него должного уважения из-за того, что тот очень любил охотиться на диких животных.
Перед отъездом в Афганистан руководитель АПН напомнил Илье, что их главная цель – распространение за рубежом правдивой информации о СССР и ознакомление советской общественности с жизнью народов зарубежных стран, поэтому в своих афганских репортажах он может высказывать свое мнение по любому вопросу, но это должна быть правда, будь то подача прошлого, комментарий к настоящему или видение будущего. Девизом Агентства печати «Новости», созданного для пропаганды СССР и советского образа жизни, было: «Информация на благо мира, на благо дружбы между народами», и Илья, как корреспондент АПН, должен был освещать пребывание ограниченного контингента советских войск в Афганистане только с положительной стороны. Мол, советские воины-интернационалисты помогают братскому афганскому народу строить мосты и дороги, сажают аллеи дружбы, развозят гуманитарную помощь по кишлакам, а наши военные врачи лечат афганских женщин и детей.
Все это было правдой, вернее, полуправдой, которая порой бывает хуже лжи, потому что такой полуправдой удобно было скрывать сам факт необъявленной войны в Афганистане, о которой в СССР в первые годы вторжения вообще ничего не писали и не говорили. Стоило лауреату Нобелевской премии мира академику Андрею Сахарову дать в начале января 1980 года пару интервью иностранным СМИ, в которых он осудил вторжение СССР в Афганистан, как власти тут же с ним показательно расправились. Академика Сахарова лишили всех государственных и правительственных наград, включая звание Героя Социалистического Труда, и отправили безо всякого суда в ссылку в закрытый для иностранцев город Горький, где он был помещен под домашний арест.
