Журналисты, работавшие в Демократической Республике Афганистан, были поставлены в жесткие рамки советской военной цензуры. Им строжайше запрещалось делать какие-либо записи об участии советских войск в боевых действиях на территории ДРА.
С приходом к власти Горбачева появился «Перечень сведений, разрешенных к открытому опубликованию, относительно действий ограниченного контингента советских войск на территории ДРА», согласно которому центральные СМИ могли теперь сообщать об «отдельных единичных фактах (не более одного в месяц) ранений или гибели советских военнослужащих при исполнении воинского долга, отражений нападений мятежников, выполнений заданий, связанных с оказанием интернациональной помощи афганскому народу». При этом указывалось, что публикация любой подобной информации разрешалась только по согласованию с Главной военной цензурой. Также журналистам по-прежнему запрещалось раскрывать участие советских войск в боевых действиях на территории ДРА – от роты и выше – и запрещено было вести прямые репортажи (кино-, телесъемку) с поля боя.
В условиях тотальной цензуры, запрещавшей практически любые публикации об этой необъявленной войне, Илья все, что ему довелось увидеть в Афганистане, записывал для себя в маленьком блокноте, чтобы потом можно было все в деталях восстановить. «Свободную охоту», которой его сегодня развлекали летчики, он предпочел бы забыть, как страшный сон, но заметку о ней в своем блокнотике он все же сделал.
По возвращении с аэродрома Илья попал, что называется, с корабля на бал. Под открытым небом на дощатой сцене перед больными и персоналом медсанбата выступала концертная бригада из Союза. Безрукие, безногие, сложив на земле костыли, сидели тесным полукругом на вынесенных стульях. Всех выступающих, и заслуженных артистов, и малоизвестных, слушали с одинаковым интересом и с такой детской радостью, что, казалось, боль на время отпустила солдат. Стоявшие за их спинами люди в белых халатах, среди которых была и Настя, тоже радостно улыбались, забыв обо всем. Для людей, жизнь которых переполнена пылью и кровью, этот концерт стал настоящим праздником. О них помнят, о них в Союзе не забыли.
Пообщаться с Настей в этот день Илье толком не удалось. Еще во время концерта в медсанбат привезли афганского мальчика лет десяти, подорвавшегося на противопехотной фугасной мине «Лепесток», и ее срочно вызвали в операционную. Из-за необычной формы пластикового корпуса этой мины, размером с зажигалку, афганские дети нередко принимали ее за игрушку и получали серьезные ранения или погибали. Простые афганцы были уверены, что эти мины «шурави» специально сделали в форме зеленого лепестка, чтобы привлекать детей, хотя на самом деле такая форма мины была обусловлена аэродинамикой. Эти «лепестки» устанавливались в грунт с самолетов или вертолетов путем отстрела их из специальных кассет, и бо́льшее крыло служило для равномерности разлета мин на местности и снижения скорости их приземления, чтобы они не повредились при ударе о твердую поверхность. Детонировала эта мина от любого нажатия более пяти килограммов.
Доставленному в медсанбат мальчику этим «лепестком» оторвало кисти обеих рук и обожгло лицо и глаза. Оказав ему необходимую медицинскую помощь, Настя, надеясь, что зрение мальчику удастся спасти, передала его заботам врача-офтальмолога. Самой ей сегодня предстояло ночное дежурство. Илья в три часа ночи должен был уйти в рейд с разведбатом, и они договорились, что он зайдет к ней перед выходом. Нового поступления раненых в эту ночь вроде бы не предвиделось, и Настя сказала, что найти ее он сможет в ординаторской.
Илья решил навестить Настю после отбоя. В ординаторской горел свет, но в ней никого не было. Решив зайти попозже, Илья направился к выходу. Проходя по длинному коридору, он вдруг услышал раздавшийся за дверью какой-то подсобки сдавленный женский писк. Дверь была не заперта, и Илья решил проверить, что там происходит. Нащупав в темноте выключатель, он зажег свет в каптерке и остолбенел: в глубине помещения коренастый мужик в военной форме прижимал к стене Настю. Зажав ей рот ладонью, вояка суетливо шарил свободной рукой у нее под белым халатиком. Реакция Ильи была молниеносной – схватив мужика за шиворот, он рывком оторвал его от Насти и тут же прямым в челюсть отправил мерзавца в глубокий нокаут. И только потом он узнал в распластавшемся на дощатом полу борове начальника политотдела бригады подполковника Акиева, от которого за версту несло водочным перегаром. Чтобы привести его в чувство, Илья похлопал начпо по отвисшим, как у бульдога, щекам, но тот продолжать лежать, не подавая признаков жизни, и Насте пришлось сбегать в ординаторскую за нашатырным спиртом. Резкий запах нашатыря вывел начпо из обморочного состояния. Мотнув головой, он бессмысленным взглядом уставился на Илью с Настей, явно не соображая, что с ним и где он находится.
– Еще раз увижу тебя рядом с Настей – убью! – предупредил его Илья. – Ты меня понял, хряк вонючий?
– Да понял я, понял, – потирая ушибленную челюсть, проворчал Акиев. – А за хряка ты мне еще ответишь, журналист…
– Илья, пойдем отсюда, – попросила Настя. – Ты же видишь, он надрался, как свинья, и потому не соображал, что делает, – примирительно сказала она, уводя за собой Илью.
В ординаторской она первым делом заварила чай с мятой. Им обоим надо было успокоиться, и чай с мятой был отличным средством для снятия нервного напряжения. После того, что случилось с ней в каптерке, Насте уже не было смысла скрывать от Ильи, что начпо не дает ей проходу с первого дня, как она прибыла в медроту, но она старалась его и близко к себе не подпускать. А сегодня тот узнал, что у нее ночное дежурство, приперся к ней в ординаторскую пьяный в хлам и сразу начал приставать. Из ординаторской Насте удалось сбежать, и она спряталась от него в каптерке, но Акиев нашел ее и там, так что Илья подоспел как раз вовремя.
– Только ты не представляешь, какого врага себе нажил, – начпо за свой сегодняшний позор наверняка захочет тебе отомстить, – предупредила она.
– Да ничего он мне не сделает, – отмахнулся Илья. – Пусть еще спасибо скажет, что легко отделался. Я ведь и убить его мог в тот момент.
– Вот поэтому я и увела тебя от греха подальше. И неизвестно еще, чем это все для нас закончится. Акиев ведь способен на любую подлость. Говорят, что даже наш комбриг побаивается с ним связываться.
– Ладно, вернусь из рейда – разберусь, кто кого должен бояться. А вообще, будет лучше, если ты переедешь ко мне в Кабул – в кабульском госпитале хирурги ведь тоже нужны.
– Я бы с радостью переехала к тебе, только кто меня из медроты отпустит?
– Если мы с тобой распишемся, никто, думаю, не будет возражать против того, чтобы в загранкомандировке муж с женой проживали вместе, тем более что в Кабуле для семей советских специалистов построено целых два квартала.
– Ну, если так будет стоять вопрос, тогда другое дело, – согласилась с ним Настя. – Расписаться мы можем и здесь, но свадьбу сыграем, когда вернемся в Союз. Согласен?
– Конечно согласен. А медовый месяц предлагаю провести там, где мы с тобой познакомились. Помнишь ту ночь? Как тихо плескались морские волны у наших ног…
