Рассмотрим этот вопрос, обратившись к неприятным подробностям обследования тела, проведенного врачом в ходе дознания. Для начала нужно заметить, что его опубликованные выводы относительно количества преступников были совершенно справедливо осмеяны и названы ложными и полностью безосновательными всеми известными парижскими анатомами. Не то, чтобы выводы эти подразумевали что-то совсем невозможное, нет, просто не существует никаких оснований для подобных выводов. Но имеем ли мы достаточно оснований, чтобы делать какие-либо другие?
Давайте теперь разберемся со «следами борьбы» и позвольте задать вопрос: на что должны были указать подобные следы? На банду. Но разве они не указывают на обратное, на то, что никакой банды не было? О какой борьбе идет речь? Какой яростной и долгой должна быть борьба, после которой осталось бы столько «следов»? Речь ведь идет о слабой беззащитной девушке и «банде» отчаянных головорезов. Да пары взмахов грубых рук хватило бы, чтобы решить все дело. Им ничего не стоило сделать так, чтобы жертва оказалась совершенно лишена воли. Но здесь нужно помнить, что доводы против того, что местом преступления была эта чаща, преимущественно справедливы только в том случае, если считать, что преступников было несколько. Если мы представим себе преступника, действующего в одиночку, тогда и только тогда борьба могла быть достаточно ожесточенной и упорной, чтобы оставить столь видимые «следы».
И кроме того, я уже упоминал, насколько подозрительным кажется тот факт, что все эти предметы вообще были оставлены на том месте в чаще, где их обнаружили сыновья мадам Делюк. Кажется почти невероятным, что эти улики остались там случайно. Тому, кто совершил убийство, как предполагается, хватило ума избавиться от тела, и в то же время улики более веские, чем само тело (вид которого очень скоро под воздействием гниения изменился бы до неузнаваемости), были спокойно оставлены на месте! Я имею в виду платок с именем убитой. Если это произошло случайно, то эту случайность нельзя приписать банде, такую случайность мог допустить лишь тот, кто действовал один. Вот смотрите. Преступник-одиночка совершает убийство. Он остается один на один с бездыханным телом жертвы. То, что лежит неподвижно перед ним, приводит его в смятение. Безумство страсти развеялось, и его, совершенно естественно, охватывает ужас содеянного. Он не испытывает той уверенности в себе, которую неминуемо придает присутствие соучастников. Рядом с ним только труп. Его начинает бить дрожь, он не знает, что делать. Наконец убийца тащит тело к реке, но оставляет за собой улики, поскольку очень тяжело (если это вообще возможно) унести все сразу. Ему проще потом вернуться и все собрать. Однако пока он тратит силы на поход к реке, его страх удваивается. Звуки жизни окружают его со всех сторон. Десять раз он слышит или представляет, что слышит шаги приближающегося свидетеля. Его смущают даже огни города. Все же, выбившись из сил, после нескольких остановок он достигает наконец воды и избавляется от своей жуткой ноши… Возможно, воспользовавшись для этого лодкой. Но что дальше? Существуют ли в мире такие сокровища, которые могли бы заставить его вернуться? Есть ли наказание столь ужасное, что страх перед ним мог бы заставить одинокого убийцу пройти еще раз этот трудный и опасный путь обратно в густые заросли к таящимся там леденящим кровь воспоминаниям? И он решает не возвращаться, чем бы это ни грозило. Он просто не мог вернуться. Единственное, о чем он сейчас думает, – как скорее убраться отсюда. И убийца навсегда покидает эти жуткие заросли, спасается бегством так, словно рука возмездия уже занесена над ним.
Но если бы это была банда? Их многочисленность дала бы им уверенность в себе, если вообще бывает так, что отъявленным негодяям не хватает самоуверенности (а подобные банды всегда и состоят из отъявленных негодяев). Их многочисленность наверняка не позволила бы появиться тому безотчетному страху и растерянности, которые охватывают одиночку. То, на что не обратил внимания один член банды, или два, пусть даже три, наверняка заметил бы четвертый. Они бы ничего не оставили за собой, поскольку их число позволило бы унести все сразу. Возвращаться не было нужды.
Теперь: «из подола платья от нижнего края до пояса была выдрана полоса примерно в фут шириной; но она была не оторвана, а трижды обернута одним концом вокруг талии и закреплена на спине довольно необычным узлом». Наверняка, это было сделано для того, чтобы соорудить что-то вроде ручки, за которую можно было бы тащить тело. Но если злоумышленников было несколько, стали бы они тратить силы на подобные ухищрения? Трем-четырем нести труп удобнее всего, взявшись за его конечности. Данное приспособление рассчитано на одного человека, и это подводит нас к тому факту, что «в оградах между этими зарослями и рекой обнаружены проломы, а на земле имелся четкий след, указывающий на то, что к реке волокли что-то тяжелое». Но стала бы группа людей тратить время на то, чтобы ломать или разбирать ограды, если им намного проще за секунду просто перебросить тело? Стала бы группа мужчин тащить мертвое тело, оставляя такой заметный след на земле?
И тут мы должны обратиться к наблюдению «Коммерсьель», тому, о котором я уже упоминал. «Лоскут, – пишут в этой газете, – вырванный из юбки несчастной девушки, был завязан вокруг ее шеи и закреплен узлом под затылком, вероятно, для того чтобы заглушить крики. Это было сделано людьми, у которых не водится носовых платков».
Я уже говорил, что у настоящих преступников всегда имеются носовые платки. Но сейчас речь не об этом. В зарослях остался платок Мари, и это явно указывает, что подобная повязка, необходимая для цели, которую представляет себе «Коммерсьель», появилась из-за того, что у убийцы не оказалось под рукой платка, к тому же само наличие повязки свидетельствует о том, что целью этого было вовсе не «заглушить крики». Но в отчете говорится, что эта лента «была свободно наброшена на шею и накрепко связана концами». Достаточно размытое описание, но оно существенно отличается от того, что пишет «Коммерсьель». Эта полоса ткани имела восемнадцать дюймов в ширину, так что, если ее сложить или смять в длину, из нее получилась бы достаточно прочная повязка, пусть даже материалом служил муслин. В таком смятом виде она и была обнаружена. Из всего этого я делаю такой вывод: убийца-одиночка, перенеся труп на какое-то расстояние (неважно, где это происходило, в чаще или в каком-либо ином месте) за ручку, сделанную из обрывка платья и прикрепленную к середине тела, понял, что для него это слишком тяжелая ноша, и решил дальше тащить жертву волоком. Улики указывают на то, что тело именно тащили по земле. Для этого необходимо было приделать к одному из концов тела что-то вроде веревки. Проще всего ее было замотать вокруг шеи, где голова не дала бы ей соскользнуть. Далее, убийца, несомненно, подумал использовать для этого повязку, завязанную вокруг талии. Он бы наверняка воспользовался ею, но она была крепко обмотана вокруг тела, связана прочным узлом, да еще и не оторвана от платья. Ему проще было вырвать из юбки новый кусок, что он и сделал. Завязал его вокруг шеи и уже за него дотащил свою жертву до воды. То, что «повязка» эта, сделанная наспех и не сразу, да еще и не совсем подходящая для данной цели, вообще появилась, доказывает, что необходимость в ней возникла уже после того, как носовой платок жертвы оказался вне пределов досягаемости, то есть уже после того, как убийца, как мы решили, вышел из чащи (если это происходило именно там), где-то между зарослями и рекой.
