Мы сердечно его приветствовали, поскольку в человеке этом любопытного не меньше, чем отвратительного, и не виделись мы уже несколько лет. Сидели мы в потемках, поэтому Дюпен поднялся, чтобы зажечь лампу, но, так и не сделав этого, сел, когда Г. сообщил, что пришел посоветоваться с нами, или, точнее, просить совета у моего друга по поводу какого-то официального дела, которое уже доставило ему массу хлопот.
– Если ваше дело требует умственного напряжения, – заметил Дюпен, отнимая руку от фитиля лампы, – лучше выслушать его в темноте.
– Еще одна из ваших странных привычек? – спросил префект, который «странным» называл все, что не было доступно его пониманию, и потому жил в окружении сплошных «странностей».
– Совершенно верно, – согласился Дюпен, предлагая гостю трубку и выкатывая перед ним удобное кресло.
– Что случилось на этот раз? – поинтересовался я. – Опять какая-то загадка? Надеюсь, не очередное убийство?
– Нет-нет, никаких убийств. Дело-то как раз очень простое, и я не сомневаюсь, что мы справимся с ним своими силами… Просто я подумал, Дюпену будет любопытно узнать подробности, уж очень оно, знаете ли, странное.
– Простое и странное, – заметил Дюпен.
– Ну да… Хотя и не совсем так. Понимаете, мы все в недоумении, именно потому, что дело совершенно простое и тем не менее оно поставило нас в тупик.
– Возможно, именно его простота и сбила вас с толку, – предположил мой друг.
– Да ну, что за глупости! – рассмеялся префект. – Как это так?
– Возможно, тайна раскрывается слишком просто, – пояснил Дюпен.
– Господи Боже, откуда такие идеи?
– Отгадка несколько слишком очевидна.
– Ха-ха-ха! А-ха-ха!.. О-хо-хо! – от хохота нашего гостя затряслись стены. – Дюпен, ну вы меня просто уморили.
– Так что, в конце концов, случилось? – спросил я.
– Сейчас расскажу, – успокоив себя долгой затяжкой, ответил префект и опустился в кресло. – В двух словах, но, прежде чем я начну, позвольте предупредить вас, что это дело требует соблюдения строжайшей тайны, и я могу лишиться должности, если станет известно, что я кому-то о нем рассказал.
– Продолжайте, – произнес я.
– Или нет, – сказал Дюпен.
– Ну что ж… Мне из самых высоких кругов частным образом сообщили, что из королевской резиденции похищен определенный документ первостепенной важности. Известно, кто его похитил. В этом нет сомнения, потому что видели, как этот человек его брал. Кроме того, известно, что документ все еще находится у него в руках.
– Откуда это известно? – спросил Дюпен.
– Это вытекает из самой природы документа, – ответил префект. – Если бы он сменил владельца, это наверняка привело бы к определенным последствиям, но ничего подобного до сих пор не произошло. Я имею в виду, если бы похититель использовал его в тех целях, для которых выкрал.
– Вы не могли бы выражаться яснее, – попросил я.
– Я могу лишь добавить, что бумага эта дает ее владельцу некоторую власть в определенных кругах, где эта власть имеет огромное значение. – Префект считал себя великим дипломатом.
– Все же мне еще не все понятно, – сказал Дюпен.
– Да? Ну, если раскрыть содержание этого документа третьей стороне (имен называть я не буду), это бросит тень на одного очень высокопоставленного человека, и это дает его владельцу власть над той знатной особой, чьи честь и спокойствие оказались под угрозой.
– Но чтобы иметь такую власть, – вставил я, – вор должен знать, что той особе известно, кто вор. Кто же осмелится…
– Вор, – сказал Г., – это министр Д., который осмелится на все что угодно, и неподобающее, и подобающее мужчине. Кража была совершена дерзко и изобретательно. Документ, о котором идет речь – будем откровенны, это письмо, – попал в руки жертве кражи, когда та находилась одна в королевском будуаре. Как раз тогда, когда она стала его читать, там же неожиданно появилось другое высокопоставленное лицо, от которого она хотела его утаить. Особа эта попыталась сунуть письмо в ящик, но, когда это не получилось, была вынуждена оставить его открытым, прямо на столе. Но бумага легла так, что наверху оказался адрес, самого текста видно не было, так что письмо осталось незамеченным. И тут появился министр Д. Его рысьи глаза сразу заметили бумагу, он мгновенно узнал почерк, которым написан адрес, сопоставил его со смущением той особы, которой оно адресовалось, и понял, в каком положении та находится. Как обычно торопливо обговорив кое-какие дела, министр достает другое письмо, чем-то похожее на первое, раскрывает его, делает вид, что читает, и кладет на стол рядом с первым. Затем еще минут пятнадцать разговаривает об общественных делах, после чего берет со стола чужое письмо. Истинная владелица письма это прекрасно видит, но в присутствии третьей стороны, разумеется, не осмеливается привлечь к этому факту внимание. Министр, оставив на столе свое письмо, не имеющее никакой ценности, прощается и уходит.
– Вот вам и основание для власти, – повернулся ко мне Дюпен. – Вор знает, что жертва знает, кто вор.
– Да, – кивнул префект. – И в течение последних нескольких месяцев вор стал пользоваться полученной таким образом властью, не зная меры. Ограбленная персона все больше и больше склоняется к тому, что письмо нужно во что бы то ни стало вернуть. Но этого, конечно, нельзя сделать открыто. Словом, в отчаянии она обратилась за помощью ко мне.
– И более проницательного помощника, – заметил Дюпен, окутав себя густым облаком дыма, – я полагаю, не только найти, но и вообразить невозможно.
– Вы мне льстите, – ответил префект. – Хотя, возможно, такие соображения и приходили ей в голову.
– Из того, что мы услышали, – сказал я, – следует, что письмо по-прежнему находится в руках министра, поскольку именно обладание этим письмом, а не его использование, дает эту власть. Как только он пустит его в ход, власти он лишится.
– Совершенно верно, – подтвердил Г., – и именно на основании этого убеждения я и действую. Первым делом мне следовало тщательно обыскать особняк министра, и тут передо мной возникло главное затруднение: это нужно было сделать так, чтобы он об этом не узнал. Помимо прочего, меня предупредили о той опасности, которая может угрожать мне, если он заподозрит о наших намерениях.
– Но вы же au fait
[81] в делах такого рода, – воскликнул я. – Парижской полиции тысячу раз приходилось таким заниматься.
– О да, и именно поэтому я не терял надежды. К тому же привычки министра были мне на руку. Его часто не бывает дома всю ночь. Слуг у него совсем мало, спят они далеко от комнат хозяина, и, поскольку в основном это неаполитанцы, их очень легко напоить. Вы знаете, у меня есть ключи, которые открывают любые двери любых домов в Париже. За три месяца не было и ночи, чтобы я лично большую часть ее не провел в особняке Д., роясь в его вещах. На карту поставлена моя честь, и (только между нами, господа) награда обещана огромная. Поэтому я не прекращал обыски до тех пор, пока не убедился, что вор оказался хитрее меня. Я обследовал каждый уголок, каждый закоулок его дома, где только можно было спрятать бумагу.
