Которая с момента похищения никак не изменилась. Свидетелей нет. Следов нет. Камеры видеонаблюдения исправны. Их записи неоднократно проверены разными экспертизами, подделки исключены. Стелла Фликштейн исчезла, стул, на котором она сидела, отодвинулся на двадцать один сантиметр сразу после исчезновения. На этом факты заканчиваются. Соучастие в похищении всех, кто находился в тот момент в кафе, не подтвердилось. Подозрения в отношении бойфренда пропавшей, Леонида Воскресенского, тоже. Более того, молодой Воскресенский развил бурную деятельность, нанял частных детективов, простимулировал журналистов, подключил волонтёрские организации, проводил собственные экспертизы в независимых лабораториях. Абсолютно ничего он не нашёл, но перед семьёй Фликштейнов свою репутацию восстановил. Старые друзья помирились, дружба отцов вышла на прежний уровень, а виноватым в раздоре негласно объявили его, следователя Успенского. Якобы он в первую же секунду записал в преступники несчастного молодого человека, потерявшего любовь всей жизни, сердце которого разрывалось от горя, и всё такое. Следователь-де своими намёками на причастность молодого Воскресенского к похищению собственной невесты настроил старых друзей друг против друга. Такая вот некомпетентная и бессердечная сволочь.
Начальство прекрасно понимало, что следователь делал свою работу и проверял на причастность всех, особенно ближайшее окружение пропавшей, это азы сыска. Поэтому формально на Семёне это никак не отразилось, а вот на самом деле… На самом деле начальство порекомендовало ему впредь держать язык за зубами, когда ведутся разговоры о расследовании с родственниками потерпевших, и вспомнить значение понятия «тайна следствия». В общем, его позиции пошатнулись. Предложение Семёна объединить двадцать три дела в одно и создать следственную группу было отклонено, доводы о схожести всех исчезновений были признаны неубедительными. В итоге каждое происшествие расследовалось отдельно, по месту совершения, и ему приходилось тратить массу времени каждый раз, когда возникала необходимость уточнить какие-либо детали у того или иного следователя. В итоге активность Леонида Воскресенского хоть ему и не мешала, но всё равно выходила боком. Этот сопляк уже изрядно подбешивал Семёна, и предложение о встрече Успенский принял крайне неохотно, исключительно из-за того, что тот клялся, будто получил новые факты. Девяносто девять процентов, что его «новые факты» есть очередное ничто, и стоило просто обязать его явиться в следственное управление, в свой рабочий кабинет, но Семён сделал над собой усилие и согласился на встречу на чужой территории. Пусть это будет демонстрация заинтересованности следователя в работе с гражданами. После поднятой журналистами шумихи полковник перестал называть его по имени, переключившись на фамилию. Это плохой знак. И виноват в этом Леонид Воскресенский! И вообще, какого черта он, следователь по расследованию особо важных дел, должен испытывать неудобства из-за возни какого-то богатенького урода, не имеющего к следствию никакого отношения?!
Молодой Воскресенский встретил его в вестибюле громадного офиса, прямо у дверей лифтов, идущих с подземной парковки. Сопляк демонстрировал дружелюбие вкупе со суперозабоченностью ходом расследования и сообщил, что у него в кабинете следователя ждёт важная информация. Кто бы сомневался, у двадцатидвухлетнего щенка имеется свой кабинет. В папином-то офисе. Чего б не иметь? Семён скупо ответил на приветствие и предпочёл идти за Воскресенским молча. Сам Воскресенский заметил его холодность и всю дорогу рассказывал, как сильно любит похищенную, как сильно страдает от потери невесты и как сильно пытается быть хоть чем-то полезен в её поисках. Семён терпеливо слушал, запрещая себе раздражение, что было не так-то просто. Особенно после того, как Воскресенский привёл его в свой кабинет, обставленный так, будто тут восседает какой-нибудь арабский шейх. Да уж, у них в управлении обстановка слегка попроще. Обидно.
– Я вас слушаю, гражданин Воскресенский, – ледяным тоном заявил Семён, как только двери кабинета Успенского закрылись за ними. – Надеюсь, вы вызвали меня сюда не ради пустяка.
– Зовите меня Леонид, – физиономия сопляка приобрела пасмурный вид. – Я в курсе, что у вас из-за меня возникли определённые проблемы. Если честно, я не думал, что такое возможно. Я думал, что спецслужбам всё по колено… то есть им возня гражданских лиц безразлична.
– Конечно, – Семён с трудом сдержал ухмылку и остался спокоен. – Именно поэтому сотрудники спецслужб уходят в службы безопасности коммерческих организаций. И помогают новым работодателям получать информацию о ходе расследований, ведущихся бывшими коллегами.
– Поверьте, я на вашей стороне! – начал сопляк, но Семён коротко перебил его:
– К делу!
– Да, конечно! – Воскресенский жестом предложил ему присесть в собственное кресло и, стоя рядом, защёлкал мышью ультрамодного компьютерного моноблока: – Я тут нарыл видеозапись похищения одного из тех, кого украли в один день со Стеллой! Это Григорий Фёдоров, уличный музыкант, он пропал…
– Я знаю, где он пропал, – вновь оборвал его Успенский. – Откуда у вас запись? Мы всё проверили, место похищения не попадало в поле зрения имеющихся в том районе видеокамер. Никаких записей не существует.
– Это с видеорегистратора! – Леонид вывел на монитор окно видеопроигрывателя. – Попало в кадр проезжавшего мимо автомобиля! Водитель ничего не видел и даже не подозревал, что записал такое. Запись нашлась случайно, та машина попала в ДТП на следующий день, флешку с видеорегистратора сдали в ГИБДД. Вернули вчера. Сын водителя оказался одним из волонтёров той организации, что помогала мне вести поиски Стеллы. Он просматривал записи от нечего делать и увидел это мельком, на ускоренном воспроизведении. Потом пересмотрел ещё раз и связался со мной. Вот, смотрите!
На мониторе возник видеоряд, из которого было ясно, что автомобиль с регистратором движется по внешней части Садового кольца в плотном потоке машин. Пробки не было, но все полосы заняты, и водитель пытался перестроиться в крайний правый ряд, двигавшийся быстрее. Его не пускали, и несколько секунд водитель ждал удобного момента. Наконец ему удалось улучить момент, и автомобиль рванул в образовавшийся просвет. Именно в эту секунду в кадре оказалась часть пешеходного тротуара с длинноволосым гитаристом в джинсах и рокерской футболке. Музыкант поправлял гитару, как вдруг обмяк и начал падать на спину. Но тут же упёрся спиной в пустоту, словно в невидимую стену. В следующий миг он исчез вместе с гитарой. Автомобиль с регистратором проехал дальше, но всё заняло не больше двух секунд и уместилось в запись полностью.
– Видите? – Леонид Воскресенский торопливо перезапустил изображение, щёлкая по кнопкам видеоплеера. – Сейчас запущу в замедленном режиме! Вот! Смотрите! Вот он поправляет гитарный ремень, и его как будто оглушил кто-то невидимый! Он падает назад, но его как бы уже держат и не дают упасть! Но в этот момент он точно без сознания! Видно же! И тут он исчезает! Прямо как Стелла на записи с камер в кафе!
– Вы уверены в качестве этой записи? – вздохнул Семён. – Что это не подделка? Не монтаж, не сбой в работе камеры? Не происки инопланетян?
