Сорокаминутная морская прогулка до Антиба осталась в моей памяти как сплошное ослепительное сияние – солнца, моря, мелких брызг, начищенной меди деталей, мокрой палубы и белозубой улыбки приятного юноши.
Антиб Жуан-ле-Пен – портовый город, который много лет был центром цветочной торговли, а теперь живет главным образом за счет туризма. Береговая линия Антиба – это множество бухт, заливов и километры разнообразных пляжей: публичных и частных, галечных и песчаных, обычных и нудистских.
Мы подошли к Антибу со стороны моря, и это было правильно. Катер скользнул по водной глади к старинной крепости и причалил к мощным стенам, спускающимся к самой воде. Высыпав на берег, туристы сразу же включились в традиционную игру – поиски прохода к замку.
– Не будем терять время, я знаю дорогу! – Даниэль не дал мне поучаствовать в аттракционе.
Он двигался среди древних камней уверенно, как местный житель, и уже через пятнадцать минут, на протяжении которых я непрерывно мысленно благодарила себя за то, что обула удобные туфли, мы добрались до сарацинских башен.
– Пойдем в музей? – неуверенно спросил мой персональный гид. – Там можно увидеть окаменелые останки древнего человека, найденные в окрестностях.
– Честно говоря, мне никогда не нравились очень старые мужчины! – скривилась я. – Давай просто погуляем по крепости. Хочу насладиться атмосферой старины, пока ее не снесла толпа, которую мы опередили на подъеме.
– Я рад, что ты это сказала! – признался Даниэль. – Я тоже не любитель музеев. Они похожи на гербарий или коллекцию мертвых насекомых – в них вовсе нет жизни.
Хороший это был день. Хороший и долгий. До заката мы успели осмотреть крепость, которая издали выглядела массивной и приземистой, а вблизи оказалась огромной и мощной – так что один взгляд на неприступные стены должен был убивать мысль о штурме в зародыше. Потом прошли от форта до старого города вдоль порта Вобан, к которому приписаны самые дорогие яхты мира. Некоторые из них как раз стояли у причалов, беспрепятственно позволяя собой любоваться. Еще позже мы всласть побродили по узким улочкам старого провансальского города, пообедали в крошечном, всего на три столика, ресторанчике, заглянули в старинную церковь с башнями, прогулялись по крепостному валу и сделали покупки на местном базаре. Вернее, покупку сделал Даниэль – для меня.
Мне приглянулся расшитый бисером кожаный кошелек ручной работы. Он был очаровательно старомоден и своей грубоватой прелестью очень хорошо сочетался с окружающей обстановкой. А настоящий сувенир, я считаю, должен напоминать о том месте, откуда он привезен, не благодаря наличию надписи с географическим названием, а потому, что он сохраняет дух своей родины и навевает соответствующие воспоминания.
– Это будет мой тебе подарок. Ты не возражаешь? – Даниэль не позволил мне самой оплатить покупку.
Не хотелось обижать его отказом – вещица была копеечной, – и я согласилась. Хотя у меня сложное отношение к подаркам, я стараюсь вовсе не принимать их от мужчин. Разве что сущую ерунду… Только очень близкий человек вправе подарить мне что-либо дорогое, ведь ценности – это груз, а уходить всегда лучше налегке. Даже в самом начале увлекательного романа я помню, что однажды он закончится и тогда я не захочу, чтобы что-либо дорогое и долговечное напоминало мне о бывшем возлюбленном.
Но в случае с Даниэлем было совершенно ясно, что наш роман будет даже более коротким, чем жизнь мотылька. Хотя бы потому, что у меня в сумке лежал авиабилет на дату, которая приближалась быстрее, чем я бы того хотела.
– Только не открывай сейчас! – предупредил Даниэль, вручив мне подарок.
– Там что-то есть. – Я прощупала пальцами мягкую кожу в колючих бусинках, но не поняла, каково содержимое кошелька.
Что-то маленькое и твердое.
– Монетка?
– Нельзя дарить пустой кошелек, это дурная примета, – сказал Дэн. – Но ты сейчас не смотри, ладно? Дома откроешь. Будет сюрприз.
– Ладно. – Я сунула скромный подарок в сумку, и мы пошли искать ночлег.
О том, чтобы вернуться в Ниццу с тем же катером, не было и речи. Ведь главный пункт программы был еще впереди!
Даниэль – такой романтик! – непременно хотел заночевать в старом Антибе, хотя в новой половине города, Жуан-ле-Пене, найти ночлег казалось проще. Да мне, признаться, было уже все равно. Даже в удобных туфлях ноги после многочасовой прогулки по скалам и каменистым мостовым изрядно устали. Поэтому, когда выяснилось, что свободные номера есть в отеле, прилепившемся к стене замка на вершине горы, я со стоном опустилась на бордюр рядом с довольно невзрачной табличкой, приглашающей в это ласточкино гнездо постояльцев и обещающей им «полный покой, комфорт и дивный вид». Видом я уже готова была пожертвовать, а покоя и комфорта в самом деле очень хотелось, и побыстрее, вот только карабкаться за ними в гору совсем не улыбалось.
Даниэль вновь проявил себя рыцарем, вызвавшись в одиночку сходить наверх и оценить комфортабельность предложенного нам приюта. Я осталась сидеть на перекрестке, как придорожная статуя.
В этом месте две пешеходные улочки пересекались кривым крестом. Одна дорожка была довольно ровная, асфальтированная, а другая – булыжная – круто падала сверху вниз двумя волнами с изгибом, в ложбине которого, на маленьком островке пыльной зелени, я и устроилась.
Даниэль ушел наверх. Проводив его взглядом и с удовлетворением отметив, что юноша, похоже, ничуть не устал, я заскучала.
Солнце уже сползло на самый край неба, перекресток накрыла тень каменной стены ближайшего здания, но воздух был теплым, и валун подо мной еще не остыл. Некоторое время я разглядывала пустую улицу, шириной и крутизной напоминающую водосток, и развлекала себя тем, что воображала – каково будет передвигаться по ней в случае крайне маловероятных здесь зимних морозов с вызванным ими обледенением? Пожалуй, из этого желоба получится на редкость экстремальный бобслейный спуск!
Потом я поглазела на соседствующую со мной растительность. Экзотического вида большой раскидистый куст с мясистыми колючими листьями и красными цветами при ближайшем рассмотрении оказался растением, которое я в родной сторонке видела неоднократно, но всегда в горшках, на подоконниках. Я вспомнила, как дорожила таким вот кактусовым бабушка моего первого мужа, с помощью мясорубки измельчавшая сочные листья алоэ в омерзительно горькую жижу, «полезную от всех болезней». Этого антибского куста хватило бы на исцеление сонма страждущих!
Потом я рассмотрела одинокую пальму и оценила ее внешний вид как «ниже среднего». В Ницце и Каннах пальмы, которыми обсажены улицы, специальные люди регулярно маникюрят ручными бензопилами. В старом Антибе экстерьеру уличных растений особого внимания не уделялось, моя соседка-пальма была лохматой, как бродячая болонка. Впрочем, это смотрелось живописно, мне понравилось.
Мне вообще в тот момент нравилось все, кроме слишком медленно испаряющейся тяжести в ногах.
