Сначала он, как настороженное животное, повертел головой туда и сюда. Благолепие. Тишина и благорастворение воздусей. Тогда он решительно подтянулся и выбрался весь на поверхность. Кажется, это была дача не Озеркова, а Рейнгольдов. Ну да ведь это рядом.
И тут Блэквуд заметил, что выход из беседки перегораживают какие-то две темные безобразные фигуры.
Беседку сплошь огораживал деревянный барьер высотой метра полтора, а Блэквуд чудовищно устал.
Поэтому он решил все-таки воспользоваться перегороженным выходом из беседки, не ожидая от преодоления «фигур» никаких хлопот.
Перешагнет, да и вся недолга, тем более, что присмотревшись, он заметил, что руки у фигур были прикованы наручниками к капитально укрепленной в полу дубовой скамье.
Он не спеша подошел к громадным мужикам, больше походившим на запаленных медведей, чем на людей, и уже собирался, было, переступить через них.
Но в это время поднял голову один из них и сказал другому:
– Ты смотри, да ведь это тот самый, гнилой.
И заплел своей ногой-бревном ноги Блэквуда.
Блэквуд упал и начал бить рукояткой пистолета по обвивавщим его чудовищным конечностям.
Патроны были расстреляны по Джокеру, и пистолет превратился всего лишь в холодное оружие.
Но уже к Грише-маленькому присоединился, а точнее, присоединил свои ноги братка, который перехватывал теперь Блэквуда поудобнее за грудную клетку.
Раздался треск костей, и из горла Блэквуда вырвался ужасающий крик, вместе с которым он и простился с этим своим земным существованием.
От дачи бежали люди. Но какое все это уже имело значение? Братаны рассудили, что раз гнилой, с которого и начались все их незадачи, сам появился перед ними из-под земли, то это знак. И не о чем тут и говорить.
Алекс шел сначала по щиколотку, потом по колени, а временами и по пояс в какой-то странной субстанции.
Освещение почти отсутствовало. Так, какое-то серое свечение. Скорее, блики. Или вообще, игра утомленной сетчатки глаза. За ноги действительно все время задевали какие-то твари. Сначала он энергично отшвыривал их в стороны, но через несколько часов пути просто перестал обращать на них внимание. Воздух, которым он дышал, состоял из неповторимого настоя теплой трупной гнили, тысячелетней безнадежности и смеси всех боевых отравляющих веществ войск НАТО, бывшего или будущего Варшавского Договора и разных прочих шведов.
У него от природы было уникальное чувство времени, к тому же укрепленное непрерывными тренировками во время учебы в Училище. И все-таки внутренние часики тикали где-то часов шестьдесят, то есть двое с половиной суток.
Затем он превратился уже в космонавта чистой воды, да к тому же вышедшему из корабля в открытый космос. Он просто делал свое дело, то есть вытягивал ногу из сомнительной жижи, вытягивал ее вперед, чтобы перенести на нее тяжесть и иметь возможность проделать все то же самое со второй.
Чем он дышал? То есть во что превратились его легкие, щеки, глаза? Об этом он не думал.
Может быть, давным-давно обглоданы ступни? Может быть.
Но суставы держали, значит, можно было двигаться дальше.
Но всему приходит конец, а значит – неизвестно уже, через сколько дней его существования в состоянии невесомости, – пришел конец и его заводу.
За что-то он там зацепился правой ногой. Потянул ее посильнее, чтобы освободиться. Но не удержался, утратил равновесие, и, теряя сознание, рухнул вперед по ходу движения.
Но от острой боли сознание тут же вернулось к нему, потому что, падая, он ударился грудью о какое-то деревянное ребро. Это был борт лодки. На шоке от удара он еще успел столкнуть ее с мелководья, завести на стремнину и только тогда самому перевалиться через борт и отключиться. Лодку несло по течению под неизвестными небесами, если это вообще можно было назвать небесами, по неизвестного состава реке, в окружении газов и испарений немыслимого состава, разве только если согласиться, что они вырвались из самых глубинных областей планеты.
На дне лодки лежал человек, больше похожий не то что на сорока, а даже и не на девяностолетнего мужчину, а скорее, на мощи, которые пролежали в святой обители лет этак четыреста.
Наконец, или лучше сказать, однажды человек очнулся.
Пришел в себя. Возможно, этому способствовал изменившийся к лучшему состав атмосферы.
Алекс – а он все-таки не забыл своего имени – приподнял голову и оглядел берега, вдоль которых несло лодку. Берега отдалялись, а лодка, утрачивая целенаправленное движение, стала закручиваться и вращаться на месте, как сухой лист. Посреди озерца, в которое превращался здесь поток, стоял небольшой остров, скорее даже отмель. На берегу отмели, к которой понемножку относило лодку, сидел крупный мужчина, с круглым, слегка лоснящимся лицом. Алекс узнал Наставника и, не дожидаясь, пока лодка причалит к берегу, вышел из нее и пошел к нему по воде, которая, впрочем, доходила здесь ему только до колен.
Да, пусть туман, пусть клочья сероватого тумана, но небо было уже небом. А туман – он ласковый. Алекс уткнулся в грудь Наставнику и, весь дрожа, прижался к его плащу.
– Ничего-ничего, – бормотал Наставник, – ничего, это не четвертый уровень. Это Земля-матушка.
Они помолчали, и затем Алекс, понимая, что сейчас он снова потеряет сознание, все-таки успел спросить:
– Конспирация один. Наверное, нельзя было по-другому?
– Нельзя, Алекс. Только этот вариант: без денег и документов. Человеческая судьба страшно усложнилась, Алекс. Профессионалы уже не могут давать ответы за пределами своей сферы деятельности. Сейчас по-настоящему могут сыграться только частные граждане. Они открыты любым поворотам и потому универсальны. Если бы Блэквуд боролся только с профессионалами, у него были бы неплохие шансы на успех. Но он упал на Марло. А Марло – это ваша пивная в центре Москвы. Это уже серьезно. И он завяз в этих ребятах, он ударился об эту непонятную ему конструкцию и проиграл. Он вынужден был убивать. Другого пути у него не было, потому что ему противостояло то, что в средневековой Европе называлось Обществом бражников. А с каждым новым нападением он все больше засвечивался, и его следы становились все более глубокими и кровавыми.
– Лора… Она меня спасла. Тем, что окликнула тогда на площади.
– Да. Ты применил высший, по христианским и суфийским канонам, метод познания: любовь. С того момента, как ты ответил ей на площади «Да!», у тебя открылись глаза, и ты начал хоть что-то понемногу понимать.
– Где она?
– Она вышла замуж за Рашпиля. Но сам он готов отдать весь свой миллион, чтобы снарядить экспедицию по твоим следам.
– Я не был на четвертом уровне?
– Конечно, нет. Что мы о нем знаем? Только то, что его задумывали основатели и строители государства. А как и кем он был осуществлен – пока не пришла пора нам озабочиваться этим.
