– Постой. А почему же он сразу своих не послал?
– Мои встречали уважаемых людей. И показывали им груз. А его люди никого не видели, даже тех, кого поубивали, ничего не слышали. Они внешнюю оборону заняли, и вся недолга. А что внутри и кто смотреть приходил, про то они, как я понимаю, не ведают.
– Слушай, а если сверху? Расфуганить весь объект, и пошли все к такой-то! А нет денег, музыкант футлярит скрипку.
– Можно, наверное, и сверху. Да ведь это в центре Москвы. А тебе кто туда долететь разрешит? Ну, ты думай, начальник. На то тебе и на фунт ветчины платят больше, чем мне. Я уже один раз подумал, теперь всю жизнь не оплачу. Теперь ты заводи. А я что? Я подчиненный. Если скажешь, на штык пойду. Лишь бы польза была.
Часть II
Когда я завладею всеми финансами, я прикончу всех и смоюсь.
А. Камю. «Калигула»
1
Один не сильно пожилой джентльмен по фамилии Озерков внезапно после полуночи оказался один. Когда жена убедилась, что он пошел на третьи сутки запоя и, следовательно, снова будет всю ночь бродить по квартире как привидение и не давать спать, она тут же кинулась к телефону, и вот уже по ночным проводам заструились ее скорбь и гнев.
Потом она что-то на себя натянула, чем-то размашисто провела по губам и полетела по коридору на выход. А по дороге, проходя мимо кухни, взглянула на мужа, который сидел там в окружении пустых, полных и ополовиненных бутылок.
Хлопнула дверь, и в квартире воцарилась тишина. Озерков понял, что жена действительно ушла на всю ночь. Но ему нужен был слушатель. Иначе он мог уснуть. А во сне он уже не ощущал бы того кайфа. В случае отрубона получалась бы пустая работа и хлопоты. Зря он, что ли, сутками загружался, как под коммерческий рейс, под завязку, разнокалиберным алкоголем? Жена сошла с дистанции, что ж, ей виднее. У каждого свой расклад по кругам. Озерков понимал, что при темпе, который он задал, угнаться за ним хрупкой женщине невозможно. И сам он на финише этого крутого, далеко уже ему не по возрасту и не по силам, запоя рухнет, как некая биомасса, как дышащая на ладан биоконструкция, подлежащая долгому и мучительному капремонту.
Но все это не означало, что он должен был добираться до этого финиша в одиночку.
Он развернул перед собой рекламную страницу какого-то залитого темным пивом издания и изумился обилию телефонов с краткой пометкой «знакомства». Если бы Озерков был бы заурядный удила-мученик, то, разумеется, он по пьяни стал бы трезвонить куда попало. Но то был джентльмен. («Это-то и ужасно», – не преминула бы вставить при этом его жена, но… кто отсутствует, тому слово не дано.)
Поэтому, то есть по свойственной ему утонченности натуры, Озерков взял в рассуждение, что время теперь позднее, как бы не располагающее к доверительной беседе с незнакомым человеком. Хотя, с другой стороны, сами же приглашают. Вот же, так и написано: «Звоните – не пожалеете». Или вот еще: «Звоните прямо сейчас». И наконец то, что сняло все сомнения: «Очаровательная Виолетта. Незабываемое знакомство. На своей площади и с выездом. Круглосуточно».
Озеркова, считающего себя знатоком русского литературного языка, несколько покоробила «очаровательная» формулировка о «незабываемом» знакомстве «с выездом». Как бы здесь что-то отдавало очаровательной скорой помощью. А то и незабываемой реанимацией. И все-таки главное – это то, что звонить предлагали именно круглосуточно. То есть по крайней мере не обругают за позднее время звонка.
«Вот ведь что такое демократия, – не без умиления подумал Озерков. – Разве раньше такое было возможно? Сидит такая Виолетта одна и, натурально, скучает. И дает свой телефон в свободную от предрассудков газету, чтобы другая одинокая душа даже ночью могла приблизиться к ней по проводам в поисках тепла и сочувствия. А если с выездом? Возможно ли это? “А впрочем, чего только не бывает в эпоху развитого катапультизма?” – как выразился недавно литератор Герб. Не забыть бы ему, кстати, после конца приключения позвонить и рассказать все в подробностях. Или, как он сам всегда требует от рассказчика, постараться дать это «в цвете и запахе».
Разумеется, вариант «с выездом» потребует от Озеркова некоторых разумных расходов. Придется, конечно, оплатить такси для дамы. Туда и обратно. Это уж непременно. Ну, придется принять, как положено. Но и это не проблема. Насчет выпить-закусить, неслаб Озерков в эту ночь, нет, неслаб. И особенно его грела мысль – собственно говоря, не сама мысль, а ее формулировка – относительно «разумных расходов». В этот момент он и сам казался себе исключительно разумным. И даже – чего не мелькнет в пьяном мозгу! – эксклюзивно расчетливым, предусмотрительным и неотразимым плейбоем.
Озерков набрал роковой номер и спросил Виолетту. Ему ответил женский голос. Ответил с будничной готовностью, как отзывается на тупую иглу заезженная пластинка:
– Виолетты нет. Она дежурит с девяти утра.
– Так может быть вы… Я, собственно, звоню насчет знакомства, – заблеял Озерков, чувствуя почему-то, что отсутствие Виолетты наносит непоправимый удар по его вере в газетные чудеса, в частности, и принципы свободы печати вообще.
– Это не знакомства, – ответили ему опять с готовностью и терпением, – это только так пишется. Мы предоставляем платные услуги, с выездом на вашу площадь. Два часа – сто долларов. Вас устраивает?
– А, услуги? Понятно, – до предела растягивая слова, мямлил Озерков, так как ему действительно все становилось понятно, но это происходило слишком быстро, и нужно было выиграть какое-то время для перенастройки организма. – Это-то как раз мне понятно, насчет услуг. Но давайте тогда как-то поконкретнее, что ли.
– А поконкретнее, это уж от вас зависит, молодой человек.
– Не такой уж я и молодой…
– А вот это неважно. Кстати, сколько вам лет?
– Да уже под пятьдесят, – мучительно, как бы признаваясь в чем-то постыдном, выговорил Озерков, Но в ответ услышал ободряющее:
– Прекрасный возраст. Мы, знаете ли, предпочитаем иметь дело с мужчинами в зрелом возрасте. С ними не возникает проблем, не то, что с этой дикой молодежью. Итак, как вас зовут?
– Арчибальд, – почему-то соврал Озерков, который, разумеется, звался Платоном Николаевичем. Так назвали его когда-то родители и так подсказывала его внешность: широкие развернутые плечи и грудь и вместительный, и впрямь, как у настоящего Платона, лоб.
– Прекрасно, Арчи, а меня можете звать Брониславой! – воскликнула, явно воодушевленная возможным заказом диспетчер любви. – Итак, у нас большой выбор прекрасно сложенных, образованных и очень красивых девушек. Знакомство с ними совершенно безопасно для обеих сторон. Вы понимаете, о чем я говорю? Вам ни о чем не надо беспокоиться, у девушек все для этого есть с собой.
– Разумеется, – буркнул Платон, – безопасность прежде всего, не так ли?
Сто долларов у него как раз-таки было, намозолившая уже карман более года назад случайно образовавшаяся заначка. А щедрость, овладевающая человеком после первого застолья, на третий день праздника души превращается в жгучее желание избавиться от денег совсем. Не иметь их как таковых. Сжечь их дотла, засеять ими все поля и огороды страны, а потом вывернуть пустые карманы и закричать дурным голосом: «Граждане, на метро не хватает!» Эка красотища-то! Ибо знает перетрудившийся на алкогольной ниве, что с деньгами хорошо, а без них – слаще.
