– А теперь слушай. Да, я вернулся через десять дней, а готов был обратно лететь уже через три дня. Я уже и обратный авиабилет взял. Да не получилось, пришлось на неделю задержаться.
– Нет, Пафнутий, в меня так ничего не войдет. Если не возражаешь, я тебе буду вопросы задавать. А если будешь один ты говорить, я все равно ничего не пойму.
– Да валяй, Герб, какие наши годы? Допрашивай, пытай, только потчевать гостя заморского не забывай.
Герб понял, что прыжок по воздуху с одного континента на другой не прошел для Пафнутия даром. Это был, конечно, понятный и знакомый опытным питокам эффект: нервы Пафнутия расслабились и легко резонировали с микровзрывами в крови коньячного спирта.
– Ты свое задание выполнил?
– А как же? Стоит Запад на своем месте, никуда не делся. Чего и нам желает.
– Чего желает?
– Чтобы и мы никуда не делись. Так, на всякий случай. А то ведь он все равно не заметит, делись мы куда или все еще тут вот сидим, гутарим под коньячок.
– Так уж и не заметит?
– Ну разве что правительство как-то на это и чихнет. Да и то, что ему в случае нашего полнейшего исчезновения придется Госдеп сокращать. А под сокращение кому охота попадать? Вот чиновник вашингтонский и озаботится. Вот он, глядишь, и затоскует. И затрепещет, пес несытый.
– А как же дружественный нам американский народ?
– Меня ведь не встретили. Герб, там жара нечеловеческая, в этом аэропорту имени Кеннеди, прости нас грешных и помилуй. Около сорока, представляешь? Тридцать пять-тридцать восемь, и стопроцентная влажность.
– Короче, Пафнутий. Ты решил вернуться через три дня. Почему?
– Так я же тебе о чем толкую? Жара, ну совершенно дикая, ну ты пойми это. Небо, нет, ты все равно не поверишь. Небо, Герб, совершенно желтое.
– Что же ты хочешь? «Город желтого дьявола», так ту местность и припечатал Буревестник пролетарский.
– Ты не смейся, не суй мне перо из буревестниковских ляжек.
– Да я не смеюсь. Уж больно ты суровым вернулся. Прямо как Амундсен замороженный.
– Ты что думаешь, вот вы тут сидите у Садового Кольца и прямо вы уже такие несчастные? Прямо у вас тут смог, и нечем дышать, и через озоновую дыру вас космос жестким излучением охерачивает? Ведь скажи, ты так и думаешь?
– А что, разве это не так?
– Да в том-то и дело, Герб, что ты глуп. Как сорок тысяч братьев, между нами говоря, глупее быть не могут, и ты, и все ваши окосевшие от пива дуремары на Смоляге.
Герб подумал, что вот же как бывает, только что пил человек за его и всех прочих питьевых знакомых здоровье, а не прошло и минуты, как все они оказались записаны по разряду дуремаров.
Но строго судить Пафнутия, конечно же, не следовало. После дальней дороги человек. Да к тому же после выполнения исторической миссии по установлению реальности существования Запада.
Герб с огромным внутренним напряжением ждал звонка от Алекса или Валентины. Кроме того, ему предстояла нелегкая задача: сообщить Пафнутию о гибели Марло. Поэтому он справедливо рассудил, что выслушать подробный отчет о заокеанских нравах – под рубрикой «их нравы» – еще будет время впереди. А пока что неплохо бы расспросить Пафнутия о той единственной конкретной причине их срочной встречи, на которую так многозначительно намекал Пафнутий в телефонном разговоре.
– Ты сказал, что с тобой произошла там какая-то история.
– А как же, Герб. Но ты пойми и меня. Совершенно дикая жара и влажность…
– Это ты уже говорил.
– Да. Но я до сих пор не могу отойти, как будто меня перехреначили из установки залпового огня Фиалки Монмартра. Ты не можешь этого понять, Герб. Это же другой континент. И будут новая земля и новое небо. Потому что старое все миновало.
– Значит, все стоит на месте, и все в точности, как в полицейских сериалах?
– Все, Герб, все до запятой. Полицейские сирены, как звуковая дорожка, и желтый цвет, как доминанта видеоряда, – вот твой Нью-Йорк, о Генри Миллер. Причем заметь, что есть и неожиданности. Внутри некоторых закрытых двориков – Италия Возрождения: фонтаны, статуи, мраморные плиты с набранными из сердоликов цветами и павлинами.
– Но об этом в следующий раз. Тебя не было, Пафнутий, всего недели с небольшим, но за это время кое-что случилось. Но сначала выкладывай ты сам: что там у тебя стряслось? Я же слышал по телефону, у тебя голосок в мандраже маленько был.
Пафнутий тяжело вздохнул, с некоторым недоумением поглядывая на пустую, допитую ими бутылку коньяка.
Тогда Герб, чуток поколебавшись, движением факира достал откуда-то с подоконника два двухсотграммовых снаряда с водочной начинкой.
Приплюсованные к выпитому коньяку, эти снаряды могли рассматриваться уже как серьезный зачин серьезного разговора.
– Уже на вторые сутки пребывания на гостеприимной земле талантливого нью-йоркского народа я твердо решил делать ноги, – выпив водяры и крякнув, как оживающий на глазах мертвый богатырь, начал Пафнутий.
– Поехав на Авеню Ар и взяв заказанный по телефону авиабилет на следующий день, я на обратном пути в Квинс-Асторию, где меня приютили старинные московские знакомые, заехал на знаменитый Брайтон-Бич. Ну, ты понимаешь, Герб, что знаменит он в основном именно у нас, и то благодаря кассетам с тамошними кабацкими шлягерами. Конечно, какое там купание в океане? Я-то надеялся всю свою дальнейшую жизнь с гордостью произносить: «Я плавал в Атлантике».
– Что же тебе мешает? Произноси.
– Да неохота как-то. Какая там Атлантика? Так, до неприличия теплый, мутноватый заливчик.
– И все-таки, именно там с тобой что-то и произошло?
– Представь себе, нет. Не там. И даже не в тот день. А на следующий.
– А что на следующий день?
– А на следующий день я должен был улететь. Вот скажи, если ты мне друг, что должен сделать человек прежде всего, если он хочет откуда-нибудь улететь?
– Прежде всего, он должен перестать трепаться.
– И если это откуда-нибудь называется Нью-Йорк-наш-Сити, то прежде всего такой отлетающий господин должен попасть в «Джи Фи Ки». Правильно? Что означает, как нетрудно догадаться, аэропорт имени Джона Фицджеральда Кеннеди. И я туда добрался от Астории на совершенно роскошном кадиллаке, внутри отделанном полированными панелями коричневого дерева и голубым бархатом.
– Это что же, у империалистов и такси уже такие шикарные?
– Никак нет, шер ами. В дополнение к таксерам у них, как впрочем и у нас, действуют индивидуалы, имеющие лицензию на частный извоз. Вот мне такой и попался, индивидуал. Веселый индус, чьи губы на светло-оливковом лице казались голубыми, как бархат, которым были обтянуты сиденья кадиллака.
– Короче говоря, ты оказался в «Джи Фи Ки»?
