Она в ужасе. Она об этом не думала. Я полагаю, ее нареченный тоже будет в ужасе, если вообще решит заключить брак с женщиной, которая перестала быть наследницей.
– Вы украли у меня мое имущество?
– Вовсе нет, ты выбрала жизнь в бедности. Ты приняла в горе одно решение, теперь принимаешь другое, в гневе. Похоже, ты неспособна принять решение и придерживаться его.
– Я верну себе состояние! – беснуется она.
Я холодно перевожу взгляд на Ричарда Лейтона, который наблюдает за происходящим со все большей неловкостью.
– Она вам все еще нужна? – безразлично спрашиваю я. – Думаю, ваш Томас Кромвель не собирался вознаградить своего друга Уильяма Баррантайна безумицей без гроша за душой?
Лейтон растерян. Я пользуюсь своим преимуществом.
– И ведь приор ее не отпускал, – говорю я. – Приор Ричард такого не сделал бы.
– Приор Ричард ушел в отставку, – спокойно отвечает Томас Лей вместо своего заикающегося спутника. – Приор Уильям Барлоу займет его место и передаст приорат лорду Кромвелю.
Я не знаю Барлоу, знаю только, что он – пылкий сторонник реформ, что означает, как теперь понимаем мы все, воровство у церкви и изгнание добрых людей. Его брат – шпион Болейнов, а он выслушивает исповеди Джорджа Болейна, которые должны быть занимательны.
– Приор Ричард не уйдет! – поспешно говорю я. – Разумеется, не ради капеллана Болейнов!
– Он ушел. Вы больше его не увидите.
На мгновение я решаю, что его отвезли в Тауэр.
– Арестован? – с внезапным ужасом спрашиваю я.
– Он принял мудрое решение не доводить до этого, – приходит в себя Лейтон. – А теперь я отвезу вашу невестку в Лондон.
– Вот, – говорю я с неожиданной досадой и достаю из кошелька серебряную монету в шесть пенсов.
Я бросаю монету Лейтону, и он ловит ее, не думая, так что в результате выглядит дураком, который принял у меня мелочь, как нищий.
– Это ей на дорогу. У нее ведь ничего.
Я пишу Реджинальду и отправляю письмо Джону Хелиару во Фландрию, чтобы он передал его моему сыну.
Наш приорат отдали чужаку, который распустит священников и запрет двери. Джейн увезли, чтобы выдать замуж за друга Кромвеля. Такое обращение убьет церковь. Оно меня убьет. Скажи Папе, что мы этого не вынесем.
Меня все еще шатает после этого удара в самое сердце моего дома, по церкви, которую я люблю, когда я получаю записку из Лондона:
Леди матушка, прошу, срочно приезжайте. М.
Л’Эрбер, Лондон, апрель 1536 года
Монтегю встречает меня у дверей моего дома, лоза, окружающая его, вся покрыта зелеными листьями, точно он – Planta genista в рукописи с миниатюрами, растение, которое зеленеет на любой почве и при любой погоде.
Он помогает мне сойти с коня и держит меня за руку, пока мы поднимаемся по низким ступеням к двери. Монтегю чувствует, как скованы мои движения.
– Прости, что заставил тебя ехать верхом, – говорит он.
– Лучше уж я поеду в Лондон, чем узнаю обо всем слишком поздно, сидя в деревне, – сухо отвечаю я. – Отведи меня в личные покои, закрой дверь, никого не пускай и расскажи, что происходит.
Он делает, что я велю, и через некоторое время я уже сижу в кресле у камина с бокалом пряного вина, а Монтегю стоит, опершись на каменный дымоход, и смотрит в огонь.
– Мне нужен твой совет, – говорит он. – Меня пригласили на обед с Томасом Кромвелем.
– Возьми длинную ложку, – отвечаю я, заслужив слабую улыбку сына.
– Это может быть знаком того, что все меняется.
Я киваю.
– Я знаю, к чему все это, – говорит он. – Со мной позвали Генри Куртене, он говорил с Томасом Сеймуром, который играл в карты с Томасом Кромвелем, Николасом Кэрью и Фрэнсисом Брайаном.
– Кэрью и Брайан были сторонниками Болейнов.
– Да. Но теперь, будучи кузеном Сеймуров, Брайан дает советы Джейн.
Я киваю.
– То есть Томас Кромвель теперь пытается подружиться с теми из нас, кто поддерживает принцессу и состоит в родстве с Джейн Сеймур?
– Том Сеймур обещает мне, что, если Джейн станет королевой, она признает принцессу, вернет ее ко двору и позаботится о том, чтобы ее восстановили в правах наследницы.
Я поднимаю брови.
– Как Джейн может стать королевой? Как Кромвель может это провернуть?
Монтегю понижает голос, хотя двери заперты и мы у себя дома.
– Джеффри говорил с Джоном Стоуксли, епископом Лондонским, только вчера. Кромвель спросил его, может ли король на законных основаниях оставить Болейн.
– Оставить ее на законных основаниях? – повторяю я. – Что это вообще значит? И что ответил епископ?
Монтегю издает смешок.
– Он не дурак. Он хотел бы падения Болейнов, но сказал, что сообщит свое мнение только королю лично и только если будет уверен, что именно тот хочет услышать.
– А кто-нибудь из нас знает, что он хочет услышать?
Монтегю качает головой:
– Свидетельства противоречивы. С одной стороны, он созвал парламент и заседание совета. И Кромвель явно строит козни против Болейнов. Но король заставил испанского посла поклониться ей, как королеве, впервые за все это время, так что нет, мы не знаем.
– Тогда подождем до тех пор, пока узнаем.
Я задумчиво стягиваю перчатки для верховой езды и вешаю их на подлокотник кресла. Протягиваю руки к огню.
– Так чего от нас хочет Кромвель? За ним ведь сейчас должок, мой приорат, и я не испытываю к нему теплых чувств.
– Он хочет, чтобы мы пообещали, что Реджинальд не станет писать против него и побуждать Папу к действиям против короля.
Я хмурюсь.
– С чего это его так заботит доброе мнение Реджинальда?
– Реджинальд говорит от имени Папы.
– А Кромвель живет в ужасе, и король живет в ужасе, что Папа отлучит их обоих, и никто не станет повиноваться их приказам.
– Кромвелю нужно, чтобы мы его поддержали, для его же безопасности, – продолжает Монтегю. – Король говорит за завтраком одно, а за обедом сам себе противоречит. Кромвель не хочет, чтобы с ним сталось то же, что с Уолси. Если он добьется падения Анны, как Уолси добился падения Катерины, то хочет быть уверен, что все скажут королю, что это богоугодное дело.
– Если он добьется падения Анны и спасет нашу принцессу, мы его поддержим, – неохотно говорю я. – Но он должен посоветовать королю вернуться под руку Рима. Он должен восстановить церковь. Мы не можем жить в Англии без монастырей.
– Когда не будет Анны, король заключит союз с Испанией и вернет церковь под начало Рима, – предсказывает Монтегю.
