– И Кромвель ему это посоветует? – недоверчиво спрашиваю я. – Он вдруг сделался преданным папистом?
– Он не хочет, чтобы обнародовали Буллу об отлучении, – тихо говорит Монтегю. – Он знает, что это погубит короля. Хочет, чтобы мы молчали и проложили дорогу, которой король вернется к Риму.
На мгновение меня охватывает радость, которую испытываешь, получив наконец какую-то ставку в игре, какую-то силу. С тех пор как Томас Кромвель стал советником короля и подсказал ему предать нашу королеву и отнять все у нашей принцессы, мы пытались перекричать бурю. Теперь, похоже, погода меняется.
– Ему нужна наша дружба, чтобы противостоять Болейнам, – говорит Монтегю. – А Сеймуры хотят, чтобы мы поддержали Джейн.
– Она – новая возлюбленная короля? – спрашиваю я. – Они действительно думают, что он на ней женится?
– После Анны она, должно быть, точно бальзам, – замечает Монтегю.
– И что, он снова влюблен?
Монтегю кивает:
– Он от нее без ума. Думает, что она тихая деревенская девушка, застенчивая, ничего не знающая. Считает, что ее не интересует то, чем заняты мужчины. Смотрит на ее семью и думает, что она окажется плодовитой.
Молодая женщина, у которой пятеро братьев.
– Но он же не может думать, что она – лучшая женщина при дворе, – возражаю я. – Он всегда хотел все самое лучшее. Он не может считать, что Джейн затмевает всех прочих.
– Нет, он переменился. Она не лучшая, далеко нет, но она восхищается им больше прочих, – говорит Монтегю. – Это его новая точка отсчета. Ему нравится, как она на него смотрит.
– А как она на него смотрит?
– Благоговейно.
Я обдумываю услышанное. Понятно, что королю, который только что был поражен мыслью о своей смертности, когда пролежал несколько часов без сознания, который столкнулся с тем, что может умереть, не оставив наследника мужского пола, это обожание со стороны чистой деревенской девочки может принести некоторое облегчение.
– И что же?
– Сегодня я обедаю с Кромвелем и Генри Куртене. Мне сказать ему, что мы с ним против Анны?
Я вспоминаю об огромной недавно обретенной власти Болейнов и богатстве Говардов и думаю, что, несмотря на это, мы сможем их одолеть.
– Да, – говорю я. – Но скажи ему, что за это мы хотим восстановления прав принцессы и аббатств. Мы сохраним отлучение в тайне, но король должен вернуться к Риму.
Монтегю возвращается с обеда с Кромвелем на заплетающихся ногах, он так пьян, что едва стоит. Я уже легла, и он стучится ко мне и просит позволения войти, а когда я открываю дверь, останавливается на пороге и говорит, что не хочет навязываться.
– Сын! – с улыбкой говорю я. – Ты пьян, как конюх.
– У Томаса Кромвеля голова железная, – с сожалением отвечает он.
– Надеюсь, ты не сказал ничего, кроме того, о чем мы договорились.
Монтегю прислоняется к косяку и тяжело вздыхает. В лицо мне ударяет теплый запах эля, вина и, по-моему, бренди, поскольку у Кромвеля необычные вкусы.
– Иди ложись, – говорю я. – Утром тебя будет тошнить, как щенка.
Он удивленно качает головой.
– Голова у него железная, – повторяет он. – Железная голова и сердце, как наковальня. Знаешь, что он затеял?
– Нет.
– Он подрядил ее собственного дядю, ее дядю, Томаса Говарда, собирать свидетельства против нее. Томас Говард будет искать свидетельства против этого брака. Он будет опрашивать свидетелей против собственной племянницы.
– Железные люди, каменные сердца. А что с принцессой Марией?
Монтегю бестолково кивает.
– Я не забыл о вашей любви к ней, я никогда не забываю, леди матушка. Я сразу об этом сказал. Я ему сразу напомнил.
– И что он ответил? – спрашиваю я, борясь с желанием окунуть своего пьяного сына головой в ведро ледяной воды.
– Сказал, что у нее будет подобающий двор и свита и ее будут чтить в новом доме. Ее объявят законной. Ей все вернут. Она будет при дворе. Королева Джейн будет ее другом.
Я едва не закашливаюсь, услышав новое имя.
– Королева Джейн?
Он кивает:
– Невероятно, да?
– Ты уверен?
– Кромвель уверен.
Я тянусь к нему, забыв про запах вина, бренди и пряного эля. Глажу по щеке, а он мне улыбается.
– Молодец. Хорошо, – говорю я. – Может быть, все это кончится хорошо. И это ведь не просто Кромвель отпускает хлеб по водам? Это воля короля?
– Кромвель ничего и не делает, кроме как по воле короля, – уверенно произносит Монтегю. – В этом можешь не сомневаться. И сейчас король хочет, чтобы принцессе все вернули, а этой Болейн не было.
– Аминь, – говорю я, бережно выталкивая Монтегю за дверь своих личных покоев, где дожидаются его люди. – Уложите его, – велю я. – И дайте проспаться.
Дом Розы, Приход Св. Лаврентия, Паунтни, Лондон, апрель 1536 года
С этой тайной в сердце, внезапно исполнившись надежды, я еду навестить кузину Гертруду Куртене в ее лондонском доме, в Паунтни. Ее муж Генри при дворе, готовится к турниру в честь Майского праздника, Монтегю тоже должен остаться при дворе. После турнира все отправятся на пышный праздник, который устраивает во Франции король Франциск. Что бы ни замышлял Кромвель против Болейн, он не торопится, и нет способа приблизить дружбу с Испанией или возвращение к Риму. Поскольку Томасу Кромвелю я верю не больше, чем любому наемнику, что шляется по борделям Патни, я думаю, что он очень даже может играть за обе стороны сразу, за Болейн и Францию против моей принцессы Марии и Испании, пока не поймет точно, кто выигрывает.
Кузину Гертруду разрывает от желания посплетничать. Она вцепляется в меня, едва я спешиваюсь и захожу в холл.
– Идем, – говорит она. – Идем в сад, я хочу поговорить с тобой там, где нас не подслушают.
Я со смехом следую за ней.
– Что такого срочного?
Как только она поворачивается, чтобы заговорить, мой смех иссякает, такое у нее серьезное лицо.
– Гертруда?
– Король говорил с моим мужем с глазу на глаз, – говорит она. – Я не посмела тебе об этом писать. Говорил после того, как его наложница потеряла ребенка. Сказал, что теперь понимает, что Господь не даст ему от нее сына.
– Я знаю, – отвечаю я. – Я тоже об этом слышала. Даже в деревне я об этом слышала. Все при дворе, наверное, знают, а раз все знают, то не иначе король и Кромвель хотят, чтобы все знали.
– А вот чего ты не слышала: он говорит, что она соблазнила его колдовством, что поэтому у них и не будет сына.
Я поражена.
– Колдовством?
