Я готова возразить, но внезапно вижу в ней королеву, ту, что может из нее получиться. Она будет ошеломляющей. Из этой девочки с трех лет растили английскую королеву. Похоже, она станет королевой Англии, как бы жестока ни была с ней судьба.
– Я не знаю, как поступить правильно, – неуверенно произношу я. – На вашем месте я бы…
Она качает головой и улыбается.
– Леди Маргарет, на моем месте вы бы вернулись домой, в Испанию, и надеялись, что вам удастся прожить жизнь в тишине и покое, потому что вы научились держаться подальше от трона, вас вырастили в страхе перед королем, перед любым королем. Но меня растили принцессой Уэльской и королевой Англии. У меня нет выбора. Меня называли принцессой Уэльской еще в колыбели! Я не могу просто сменить имя и спрятаться от своего предназначения. Я должна сдержать данное Артуру обещание. Вы должны мне помочь.
– Половина двора видела, как вы вместе легли в постель в вашу брачную ночь.
– Я скажу, что он был несостоятелен, если придется.
Меня пугает ее решимость.
– Катерина! Вы же не станете его позорить?
– Для него в этом нет позора, – яростно отвечает она. – Позор тому, кто меня спросит. Я знаю, кем он был для меня и кем была для него я. Я знаю, что он меня любил, знаю, что мы значили друг для друга. Но больше никто не знает. Никто никогда не узнает.
Я вижу, что она до сих пор любит его.
– Но ваша дуэнья…
– Она ничего не скажет. Она не захочет вернуться в Испанию с порченым товаром и растраченным наполовину приданым.
Принцесса поворачивается ко мне и улыбается бесстрашной улыбкой, словно все дастся нам без труда.
– А я рожу Гарри сына, – обещает она. – Как мы с Артуром надеялись. И девочку Марию. Вы будете заботиться о моих детях, леди Маргарет? Ради меня? Разве вы не хотите присматривать за детьми, которых хотел Артур?
Будь я мудрее, я бы промолчала, хотя надо было сказать ей, что женщинам приходится менять имя и подавлять собственные желания, хотя я могла бы сказать, что предназначения – это для мужчин.
– Да, – неохотно говорю я. – Да. Я хочу заботиться о детях, которых вы ему обещали. Я хочу стать воспитательницей Марии. И я никогда ничего не скажу о вас и Артуре. Я ничего наверняка не знаю, меня даже не было в замке во время вашей брачной ночи, и если вы всерьез решились, я вас не предам – у меня не будет своих соображений.
Она склоняет голову, и я понимаю, что мое решение приносит ей огромное облегчение.
– Я делаю это ради него, – напоминает она. – Из любви к нему. Не из собственного властолюбия и даже не ради родителей. Он меня об этом просил, и я это сделаю.
– Я вам помогу, – обещаю я. – Ради него.
Замок Стоуртон, Стаффордшир, осень 1502 года
Но я мало что могу для нее сделать. Я больше не жена опекуна принца Уэльского, поскольку двора принца Уэльского и Уэльского дома больше нет. Новый принц, Гарри, признан слишком драгоценным, чтобы его отсылать. Пока моя кузина королева округляется из-за ребенка, про которого все говорят, что это точно мальчик, единственный живой наследник, Гарри, растет в Элтемском дворце возле Гринвича с сестрами, Маргарет и Марией, и хотя он крепкий паренек одиннадцати лет, достаточно взрослый, чтобы исполнять обязанности наследника престола, завести собственных советников и учиться у них принимать разумные решения, Миледи мать короля требует, чтобы его держали дома, как и его сестер, этого обожаемого властителя королевства детской, во всем ему потакая.
Самые лучшие наставники, самые искусные музыканты и самые умелые наездники обучают его всем умениям и навыкам, нужным юному принцу, моя кузина, его мать, уверяет, что он – ученый, и пытается внушить ему, что король не может всегда поступать, как ему захочется; но Миледи настаивает, что его нельзя подвергать никаким опасностям.
Он не должен приближаться к больным, его покои нужно постоянно убирать, при нем всегда должен быть врач. Он должен ездить на прекрасных лошадях, но сперва их объезжает его конюший, чтобы они наверняка не представляли угрозы для своего драгоценного седока. Ему разрешают упражняться в квинтане, но не выпускают на турниры против другого бойца. Позволяют кататься на гребной лодке, но только если не собирается дождь. Ему можно играть в теннис, хотя никто никогда его не обыгрывает, можно петь и музицировать, но так, чтобы не перевозбудиться, не разгорячиться, не перенапрячься. Его не учат управлять государством, его даже собой управлять не учат. Этот мальчик, и без того испорченный и избалованный, остался единственным мостиком Тюдоров в будущее. Если они его потеряют, они потеряют все, ради чего воевали, устраивали заговоры и трудились. Не будет сына и наследника, который примет корону у короля Тюдора, не будет и династии Тюдоров, дома Тюдоров. После смерти брата Гарри стал единственным сыном и наследником. Неудивительно, что его кутают в горностая и кормят с золота.
Он и шагу не может ступить, чтобы они не следили за ним, до дурноты осознавая, что он – их единственный мальчик. Тюдоров так мало: королева, которую ждет испытание родами, король, которого мучает ангина, так что он вздохнуть не может без боли, его старуха-мать, две девочки и только один мальчик. Их мало, и они хрупки.
Никто об этом не говорит, но нас, Плантагенетов из дома Йорка, так много. Нас называют «дьявольским отродьем», и мы действительно родимся дьявольски обильно. Мы богаты наследниками, старший из которых – мой кузен Эдмунд, набирающий сейчас сторонников и мощь при дворе императора Максимиллиана, а есть еще его брат Ричард, десятки родственников и кузенов. Кровь Плантагенетов плодоносна, семью назвали в честь Planta genesta, ракитника, который вечно цветет, растет повсюду, на любой, самой неподходящей почве; его нельзя выкорчевать полностью, даже выгорев, он возрождается и разрастается снова, следующей же весной – желтый, словно золото, хотя корни его уходят в чернейший уголь.
Говорят, что, если отрубишь голову Плантагенета, тут же встанет новый, как молодой побег. Наш род восходит к Фульку Анжуйскому, взявшему в жены водяную богиню. Мы все производим на свет дюжину наследников. Но если Тюдоры потеряют Гарри, им нечем будет его заменить, кроме ребенка, которого носит моя кузина в опустившемся тяжелом животе, ребенка, который стер с ее лица румянец и мучает тошнотой по утрам.
Раз уж принц Гарри – такая редкость, раз уж он их бесценный наследник, его надо женить, и Тюдоры поддаются соблазну испанским богатством, испанской властью и тем, что Катерина под рукой; послушная и полезная, ждущая вестей в своем лондонском дворце. Они обещают, что Гарри на ней женится, то есть все выходит, как она задумала. Я смеюсь в голос, когда муж, вернувшись из Лондона, сообщает мне новости; он с любопытством на меня смотрит и спрашивает, что меня так развеселило.
– Просто повторите! – требую я.
– Принц Гарри обручен с вдовствующей принцессой Уэльской, – отвечает он. – Но я не пойму, что в этом смешного.
