– Это идея императора? – спрашиваю я.
Я потрясена тем, какое будущее вырисовывается для моего ученого сына.
Монтегю кивает.
– Чтобы заключить союз. Ход его мысли понятен, это несокрушимый союз. Тюдоры и Плантагенеты. Давнее решение. Точно так же сделали Тюдоры, когда пришли в Англию. Женили Генриха Тюдора на Елизавете Йоркской. Теперь мы это сделаем, чтобы оттеснить Болейнов.
– Точно! – Джеффри приходит в себя от зависти к Реджинальду, который должен стать королем-консортом, и задумывается о том, что он от этого получит. – Император высадится, чтобы поддержать восстание?
– Он обещал. Посол думает, что время пришло. Болейн родила всего лишь девочку, и я слышал, что она нездорова. У короля нет законного наследника. А Болейн уже высказывалась, угрожая жизни королевы и принцессы. Похоже, она опять пыталась отравить епископа Фишера; теперь может посягнуть на королеву. Посол думает, они обе в опасности. Император явился бы в страну, которая была бы готова и ждала его, и он привез бы с собой Реджинальда.
– Высадятся, заключат брак. Мы поднимем ее знамя и наше собственное. Все наши союзники выступят на нашей стороне, все Плантагенеты. Снова три солнца выйдут в небо, три сына Йорков на поле боя. И император высадится ради принцессы, и каждый честный англичанин выйдет на бой за церковь, – воодушевленно говорит Джеффри. – Может даже не дойти до битвы. Говард переметнется, едва увидит, какие у него шансы, а больше за короля никто драться не станет.
– Она согласится выйти за Реджинальда? – спрашивает меня Монтегю.
Я медленно качаю головой, зная, что это разрушает все планы.
– Она не пойдет против отца. Нельзя от нее этого требовать. Ей всего семнадцать. Она любит отца, я сама учила ее, что его слово закон. Она знает, что он предал и заключил в тюрьму ее мать, но это ничего не меняет, она послушная дочь своего отца. Он все еще король. Принцесса никогда не пойдет на измену законному королю и никогда не ослушается отца.
– Так что мне сказать Шапуи, нет? – спрашивает меня Монтегю. – Что она – пленница своего долга?
– Не говори нет, – быстро вступает Джеффри. – Подумай, чем мы можем стать, подумай, мы можем вернуться на трон. Их сын был бы Плантагенетом, новой Белой Розой на троне Англии. И мы снова стали бы королевской семьей.
– Скажи ему, что пока это невозможно, – решаю я. – Я пока даже не стану с ней об этом заговаривать.
На мгновение, лишь на мгновение я задумываюсь о том, что мой сын наконец вернется домой, вернется с триумфом, героем церкви, готовым защитить церковь Англии, принцессу и королеву.
– Согласна, предложение хорошее. Это великолепная возможность для страны и невероятное, знаменательное восстановление положения для нас. Но пока не время, не сейчас. Пока мы связаны покорностью королю. Нам придется подождать, пока Папа подкрепит свои слова. Пока Генриха не отлучат от церкви – тогда мы сможем действовать. Тогда принцесса будет свободна от долга подданной и дочери.
– Этот день настанет, – заявляет Джеффри. – Я напишу Реджинальду, скажу, чтобы повлиял на Папу. Папа должен объявить, что никто не обязан подчиняться королю.
Монтегю кивает.
– Его должны отлучить. Только так нам откроется путь.
Болье, Эссекс, осень 1533 года
Джон Де Вер, граф Оксфорд, человек Генриха до мозга костей, презренный сторонник Ланкастеров не в первом поколении, въезжает по длинной аллее в красивые главные ворота и останавливается во внутреннем дворе Болье с двумя сотнями всадников в легких доспехах, под собственным стягом.
Принцесса Мария, стоя рядом со мной у окна, выходящего во двор, видит, как спешиваются вооруженные люди.
– Он что, боится беды на дороге, потому и путешествует с таким войском?
– Де Веры скорее несут беду, чем встречаются с нею, – кисло отвечаю я, хоть и знаю, что дороги для королевских слуг небезопасны.
Народ обижен и подозрителен, все боятся сборщиков налогов, боятся новых властей, которые приезжают осматривать церкви и монастыри. Никто больше не кричит приветствия, увидев розу Тюдоров, а если видят герб Анны, – она теперь изображает сокола клюющим гранат, чтобы похвастаться победой над нашей королевой Катериной, – то плюют на дорогу перед ее лошадьми.
– Я спущусь поздороваться, – говорю я. – Ждите у себя.
Я закрываю за собой дверь и медленно спускаюсь по большой каменной лестнице в переднюю, где Джон как раз бросил шляпу на стол и стягивает кожаные перчатки.
– Лорд Джон.
– Графиня, – довольно любезно отзывается он. – Могу я на день выпустить лошадей на ваши луга? Мы ненадолго.
– Конечно, – говорю я. – Вы отобедаете с нами?
– Было бы замечательно, – отвечает он.
Де Веры всегда были отличными полевыми солдатами. Их семья была в изгнании с Генрихом Тюдором и вернулась на Босуортское поле, чтобы пожрать Англию.
– Я приехал к леди Марии, – резко говорит он.
Я чувствую, как меня прохватывает холодом, когда он так ее называет. Словно, отказывая ей в имени, он объявляет нашу принцессу мертвой. Помолчав мгновение, я пристально смотрю на Де Вера.
– Я провожу вас к Ее Светлости принцессе Марии, – ровно произношу я.
Он кладет руку мне на рукав. Я не стряхиваю ее, просто молча смотрю на него. Лорд Джон неловко убирает руку.
– Позвольте, я дам совет, – говорит он. – Досточтимой, уважаемой, любимой родственнице английского короля. Один совет…
Я жду в ледяном молчании.
– Воля короля такова: ее следует называть леди Марией. Так и будет. Если она пойдет против него, ей же будет хуже. Я приехал, чтобы сказать, что она должна покориться. Она незаконнорожденная. Король будет ее наставлять и заботиться о ней, как о незаконной дочери, и она примет имя леди Мария Тюдор.
Я чувствую, как к моему лицу приливает кровь.
– Она не незаконная, а королева Катерина не была шлюхой. Любой, кто так скажет, лжец.
Лорд Джон не может смотреть мне в лицо, когда на устах его ложь, а я пылаю гневом. Он отворачивается от меня, словно стыдится самого себя, и поднимается в зал аудиенций. Я бегу следом; мне приходит безумная мысль заслонить собой дверь и не дать ему сказать нашей принцессе ужасные слова.
Он входит без доклада. Едва кланяется ей, а я вбегаю слишком поздно, чтобы помешать ему доставить его позорное послание.
Принцесса выслушивает его. Не отвечает, когда он обращается к ней как к леди Марии. Она не мигая смотрит на него, смотрит сквозь него своими темно-голубыми глазами, и он, в конце концов, начинает повторяться, терять нить, а потом умолкает.
– Я напишу отцу. Его Светлости, – коротко говорит она. – Вы можете отвезти письмо.
Принцесса поднимается и проходит мимо лорда Джона, не задерживаясь, чтобы посмотреть, поклонится он ей или нет. Джон де Вер, разрываясь между прежней привычкой к почтению и новыми правилами, рывком склоняется, рывком распрямляется и в итоге неуклюже застывает, как дурак.
