Минуту спустя двое хлопцев подтащили к Османову извивающегося Донцова. Одна рука у него висела плетью после удара нагайкой. Второй он поглаживал поврежденное плечо и тихо поскуливал.
– Вот, нашли у него, пытался достать из кармана… – сказал один из махновцев, протянув на ладони Османову маленький карманный пистолет.
– «Штейр-пайпер» образца 1909 года, под патрон браунинга, – определил майор, взглянув на знак фирмы на рукоятке пистолета, – дамская игрушка. Оставь его себе, хлопец, дивчине своей подаришь, для нее он будет в самый раз.
Махновцы и казаки дружно заржали. По их понятиям, мужчина, таскающий при себе подобную дамскую короткоствольную пукалку, не заслуживал к себе уважения.
– Так-так, – сказал Османов, глядя в перекошенное от боли и злобы лицо Донцова, – вот где пришлось встретиться. Я-то думал, что вы еще во Львове. А вы, оказывается, подались от австрияков до дому до хаты. И почему это вдруг вас потянуло на перемену мест. Расскажите, пан Донцов, не стесняйтесь – здесь все свои.
– Ничего я тебе не скажу, большевистская сволочь, – яростно крикнул Донцов. Он попытался было вырваться из рук махновца, но тот был начеку и, рванув за шиворот, осадил не в меру ретивого националиста.
– Жаль, – сказал Османов, – только теперь, вместо вежливого следователя, вроде меня, вам, пан Донцов, придется побеседовать с очень невежливым следователем.
Майор посмотрел на Каретника:
– Семен Никитич, вы не могли бы найти подходящее место, товарищ Пахомов вам в этом поможет, и там задушевно побеседовать с паном Донцовым? Надо узнать у него – зачем он приехал сюда из Львова, и какое задание он получил от тех, кто его сюда послал. Ну как, сумеете? – Османов вопросительно посмотрел на Каретника.
– Ага, сумеем, товарищ Османов, – прищурившись, сказал Каретник, обходя по кругу Донцова. – Давай веди, товарищ Похомов, показывай – где тут можно без помех поговорить по душам с этим гадом?
Донцов, который понял, что теперь за него возьмутся настоящие заплечных дел мастера, побледнел и на подгибающихся ногах зашагал в сторону входа в городскую управу.
– А что с остальными делать будем? – поинтересовался Махно, посмотрев на трех помощников Донцова, испуганно притихших у стены. – Вот, посмотри, товарищ Османов, что у них мои хлопцы нашли.
И Махно показал на валявшиеся на старом мешке из-под овса обрез трехлинейки, два ножа и пистолет «Браунинг № 2».
– Вот еще что у них было в карманах, – Махно протянул Османову картуз одного из парней. В нем лежали два золотых крестика, золотые женские сережки с красными камушками, золотые часы с двойной крышкой и пачка мятых царских денег и «керенок».
Османов взял часы и прочитал надпись на крышке.
«Ого, – подумал майор, – часики-то эти явно "с чужого плеча". Судя по надписи, они были подарены титулярному советнику Сомову Викентию Сергеевичу его сослуживцами в день сорокалетия».
– Нестор Иванович, – сказал Османов, – похоже, что эти орлы помогают пану Донцову не только словом, но и делом, не забывая при этом и себя. Дело пахнет уголовщиной…
Османов на минуту задумался, потом махнул рукой в сторону кучкующегося поодаль народа:
– Знаешь что, товарищ Махно, возьми-ка своих хлопцев, этих бандюг и расспроси местных об их похождениях. Если что, вспомни декрет товарища Сталина о бандитах и погромщиках. Вопросы будут?
– Нет, товарищ Османов, все понятно, – сказал Махно. Он подошел к обмершим от испуга парням и, зло ухмыльнувшись, сказал, помахивая нагайкой: – Айда за нами, душегубы. Будем народ о ваших «подвигах» расспрашивать…
Пока Махно занимался проведением следственных действий и очными ставками, Каретник беседовал «о любви и дружбе» с духовным предтечей бандеровцев. Похоже, что они быстро нашли общий язык. Донцов понял, что с ним здесь не будут церемониться, и «поплыл».
Минут через двадцать двери городской управы распахнулись, и на площадь вышли улыбающийся помощник Махно и Донцов, внешне не поврежденный телесно. Ну, если не считать наливающегося синяка под глазом и чуть прихрамывающей походки.
– Так что, товарищ Османов, – сказал Каретник, небрежно помахивая плеткой, – пан Донцов понял свою неправоту, и готов ответить на все вопросы, которые вы ему зададите. Если он что-то и забудет, то можно будет снова вернуться и продолжить наш с ним разговор.
Услышав последние слова Каретника, Донцов вздрогнул, непроизвольно поднес ладонь к глазу, который уже совершенно заплыл, и быстро-быстро закивал головой, подтверждая, что да, он, действительно, готов к откровенному разговору.
Из последующего за этим допроса Османов выяснил, что пан Донцов под чужим именем перешел бывшую линию фронта на юго-западе почти сразу же после того, как Австро-Венгрия после заключения Рижского мира под давлением Германии прекратила боевые действия. Вскоре начались переговоры между австрийской и советской делегациями о заключении мирного договора. По одной из договоренностей Австро-Венгрия обязалась прекратить на своей территории деятельность всех организаций антирусской направленности.
Оставаться во Львове Донцову уже не имело смысла. Доброжелатели из местной контрразведки сообщили ему, что его личностью уже заинтересовались в Вене, дабы интернировать творца теории «интегрального национализма» как нежелательного иностранца. Ему ничего не оставалось, как убраться со Львова подобру-поздорову. Он оправился в Киев, чтобы там вместе со своими единомышленниками продолжить борьбу против России, которая, словно взбесившийся паровоз, рвалась, по его словам, к мировому господству.
Но едва Донцов успел добраться до Житомира, как в Киеве и Виннице отряды Красной гвардии разоружили части, подчинявшиеся Центральной Раде. Петлюра и Винниченко угодили за решетку, а Скоропадский отдал приказ подчиненным ему воинским частям разоружиться.
Казалось, рухнуло дело всей его жизни. Старые хозяева готовы были отдать его на растерзание москалям. Но Донцов, после нескольких дней, проведенных в прострации и упадке духа, подсуетился и нашел новых хозяев. Знакомый еще по работе в «Союзе по освобождению Украины» националист направил его во французскую военную миссию, курирующую формирование Чехословацкого корпуса. Французы подобрали и обогрели Донцова, дали ему денег и, пообещав в дальнейшем постоянную материальную поддержку, посоветовали ему отправиться на юг, в родные места, где начать подготовку к восстанию против советской власти под лозунгами «Прочь от Москвы!» и «Украина понад усе!».
Прибыв в Мелитополь, Донцов начал собирать банду недоумков, которые были готовы убивать и грабить под любыми лозунгами, лишь бы не нести за это никакой ответственности. Но тут прибыл со своей командой майор Османов и прикрыл эту лавочку на корню.
– В общем, мне все ясно, товарищи, – сказал Османов, когда Донцов, как Шахерезада, прекратил дозволенные речи. – Не с австрийцами и с немцами, так с французами и британцами. С кем угодно, лишь бы против москалей. Болезнь неизлечимая. Следовательно…
