В ответной телеграмме Сталин поблагодарил атамана за правильное понимание политического момента и сообщил, что «при соблюдении лояльности к центральной власти и принципа неделимости территории России, а также при соблюдении советского выборного законодательства казачьи войсковые круги могут быть уравнены в правах с местными Советами со всеми вытекающими отсюда последствиями».
Насколько эта телеграмма, кстати, напечатанная в донских газетах, успокоила Каледина и его окружение, настолько же она встревожила руководство местных Советов, в основном имевших влияние в промышленных городах области войска Донского: Ростове и Таганроге.
Совнарком занял примирительную позицию по отношению к казачеству, а это ставило крест на планах полного захвата власти и сведения старых счетов. Среди рабочих промышленных городов, солдат запасных полков, иногородних и слоев беднейшего казачества была развернута бешеная агитация за силовое свержение «калединщины». Товарищи в Ростове решили взять власть силой и поставить Сталина перед фактом. Ну, не понимали эти недоумки, что ставить Сталина перед фактом – вещь чреватая большими для них неприятностями.
Тем временем события понеслись галопом. В течение короткого отрезка времени случились: отмена осенних выборов в Учредилку и назначение на весну всеобщих выборов в Советы всех уровней, обращение к народу бывшего императора Николая II, заявившего о поддержке правительства Сталина. И самое главное – как гром с ясного неба – Рижский мир. Заключение мирного договора с Германией и прекращение боевых действий с Австро-Венгрией стало приятным сюрпризом для населения России, воспринявшего это событие положительно. Для союзников по Антанте оно стало громом среди ясного неба. Им предстояло теперь сражаться один на один с армиями Германии и Австро-Венгрии. Эмиссары Антанты наперебой стали осаждать атамана Каледина, требуя, чтобы он разогнал на Дону Советы, ввел военное положение и объявил «самостийную Донскую область», заявив ему при этом о «верности союзническому долгу» и о «продолжении войны до победного конца». Только их никто и слушать не хотел. Казаки, досыта наевшиеся бессмысленной войной, отнюдь не рвались воевать с немцами или с кем-либо другим, о чем этим «союзникам» и было прямо и грубо заявлено.
Все это еще больше обострило желание местных революционеров взять власть. И тогда, чувствуя, что дело пахнет керосином, 27 октября по старому стилю атаман Каледин разогнал Советы в Ростове и Таганроге, арестовал их вожаков и, «не желая проливать кровь», выслал за пределы Донской области.
Дон замер в ожидании: «Как отреагирует на все это Петроград?» А Петроград вообще и Сталин лично не реагировали никак. Тем более что у них и других забот хватало. К тому же разогнанные Советы были, мягко говоря, далеко не лояльными Петрограду. Заседавшие в них демагоги часто кроме умения произносить длинные и трескучие речи о «торжестве мировой революции» больше ничего не умели.
Изгнанные члены донских совдепов «пошли солнцем палимы». А тут им навстречу катят в эшелонах «братишки-черноморцы», которым сам черт не брат. Правда, до границ Донской области из двух с половиной тысяч моряков доехало меньше половины. Остальные по дороге «самодемобилизовались». К тому же в поход на Дон они отправились, можно сказать, самовольно – ведь Первый Общечерноморский съезд военных моряков им на то санкции не давал. Большая часть делегатов справедливо опасались того, что этот поход станет первым актом гражданской войны. Но к тому времени в Севастополе уже царила полная анархия, когда все были себе командирами. Например, кроме большевистско-анархистского «похода на Каледина» еще восемьсот матросов-украинцев с оружием в руках отправились на помощь Центральной Раде. Правда, до Киева они так и не доехали, бесследно сгинув на бескрайних просторах Незалэжной, пополнив ряды многочисленных банд и отрядов «вольных казаков». В Севастополе же в общем-то даже были этому рады этому исходу – удалось сбагрить значительную часть наиболее отмороженных и неуправляемых «братишек».
А вот отряд революционных матросов на Дону оказался бит в хвост и в гриву. Причем не мифическими войсками атамана Каледина, которых просто не существовало в природе, а отрядами самообороны, мгновенно образовавшимися при их приближении в станицах и хуторах. Ни казаки, ни иногородние совсем не желали, чтобы какие-то пришлые устанавливали у них свою власть, попутно занимаясь «революционными реквизициями», или, говоря проще, самым обычным грабежом. С точки зрения «классового чутья» крестьянских парней, выходцев из нищих нечерноземных губерний, на зажиточном Дону все живущие там казались «буржуями и иксплататорами». Так что грабеж был поголовным.
Местные отвечали пришлым не менее «горячей любовью». А так как верховодили в отрядах самообороны уже частично вернувшиеся с фронта старые вояки, то для матросов, имеющих низкую дисциплину и не имеющих опыта боев на суше, все было «без шансов». В нашей истории часть из этих отрядов стали Первой и Второй красными Конными армиями, часть составили основу сил Краснова и Мамонтова. В этой истории пока еще было неизвестно – что и куда повернется. Но уже была надежда, что все кончится вполне благополучно, и войны брата против брата удастся избежать.
А пока эти отряды, на время забыв вражду между казаками и иногородними, сообща врезали пришлым «братишкам», да так, что в течение недели боев от тысячи с небольшим штыков, добравшихся до Дона, осталось только триста.
На этой почве дисциплина у флотских окончательно упала до нуля, и революционный отряд превратился в самую настоящую банду.
Расстреляв по обвинению в измене единственного среди них офицера – лейтенанта Скаловского, – «братишки» решили вернуться в Севастополь и сорвать зло на тамошних «буржуях», преподав тем «кровавый урок».
Правда, перед этим они еще хотели пристрелить тех «товарищей», что позвали их на Дон. Но те, вовремя почуяв опасность встроенным в пятую точку национальным чувством самосохранения, своевременно слиняли в неизвестном направлении, очевидно решив поискать помощи против Каледина где-то еще.
В это время по Украине уже двигалась бригада Красной гвардии, устанавливая по пути истинную советскую власть и, как снежный ком, обрастая добровольцами. Киев, Винница, Житомир, Одесса. Даже самым большим тугодумам стало понятно, что всем не желающим добровольно подчиниться правительству Сталина в скором времени придет пушистый полярный лис.
Погрузившиеся в эшелон остатки матросского отряда с максимальной скоростью двинулись в сторону Севастополя, останавливаясь в пути только для того, чтобы пограбить местных жителей да набрать самогона и баб.
Но на Чонгаре их ждал облом. Выставленный в самом узком месте перешейка у села Сальково войсковой заслон под командованием полковника Достовалова из состава исламизированной 38-й запасной пехотной бригады, подчинившейся законам самозваного крымско-татарского курултая, потребовал полного разоружения «братишек». В случае отказа дорога на полуостров будет для них закрыта. Ну, а вы бы пустили в свой дом обезумевшую от крови и безнаказанности стаю вооруженных бабуинов, единственным смыслом жизни которых стали грабеж и резня «классовых врагов»?
