– Немцы, Игорь Иванович, – назидательно сказал Хмелев, – тоже не всегда и во всем бывают впереди всей планеты. Название «Либерти Л-12» вам о чем-нибудь говорит?
– Пока ничего, Сергей Петрович, – пожал плечами Сикорский, – кроме того, что, судя по названию, это английский или американский мотор.
– Американский, двенадцатицилиндровый, но суть не в этом… – сказал Хмелев, выкладывая на стол фотографию, – вот полюбуйтесь, Игорь Иванович. Первый, можно сказать, полноценный авиационный двигатель. Спроектирован и построен он всего-то за месяц с третьего июня по третье июля прошлого года. Чиновники из американского департамента авиапромышленности поступили, как самые настоящие большевики. Они просто загнали лучших американских инженеров в одну из гостиниц, заперли их там и не выпускали, пока требуемый ими двигатель не был готов.
– Очень интересная схема, – сказал Сикорский, – но ведь, как я понимаю, отношения с Америкой у нас сейчас скверные, и вряд ли нам удастся закупать у них двигатели для наших самолетов, тем более в значительных количествах.
– Это не суть важно, – сказал Хмелев. – Игорь Иванович, как вы считаете, имея на руках принципиальную схему такого V-образного двигателя, сумеете ли вы, инженер, который в свое время занимался и моторами, соединить два блока цилиндров ваших РБВЗ-6 для работы на общий коленвал?
– В вашем распоряжении, товарищ Сикорский, – вступил в разговор Сталин, который внимательно слушал беседу, попыхивая папиросой, – имеются все мощности Русско-Балтийского вагонного завода, который, как вы уже сказали, выпускает авиационные моторы. Если вам будет нужно что-то еще, то только доложите, и мы сразу же окажем вам всю нужную помощь. Если такой мотор сумели сделать американцы, то уж вам, русским инженерам, сам бог велел заткнуть американцев за пояс.
Сикорский резко вскинул голову. В этот момент он даже пожалел, что стоящий сейчас перед ним невысокий рыжеватый человек был всего лишь большевистским узурпатором, а не законным государем всея Руси.
«Впрочем, – подумал про себя Сикорский, – вполне очевидно, что большевики – это надолго. Ну, а по сравнению со Сталиным главноуговаривающий Керенский выглядел просто жалким фигляром».
Большевистский вождь словно прочитал его мысли.
– Мы знаем о ваших монархических убеждениях, Игорь Иванович, – сказал Сталин, – но мы рассчитываем на то, что вы, как настоящий патриот, при поддержке с нашей стороны, предпочтете приложить свои таланты на благо России, а не какой-либо иной страны.
– Да, господин Сталин, – сказал Сикорский, – если я не буду поставлен в безвыходное положение, то я предпочту работать на благо моей Родины России. Что же касается технической стороны дела, то на первый взгляд все изложенное здесь господином Хмелевым вполне осуществимо. Не могу обещать, что подобно американцам мы за месяц сумеем спроектировать и довести новый двигатель до рабочего состояния, но по возвращении на завод я немедленно предприму для этого все усилия. Более подробно по этому вопросу и по вопросу проектирования самого самолета я смогу доложить вам лишь после того, как будут произведены все необходимые расчеты.
– Очень хорошо, – кивнул Сталин, – надеюсь, что десяти дней для размышлений вам хватит?
– Хватит, господин Сталин, – твердо подтвердил Сикорский.
– Понятно, – сказал председатель Совнаркома, что-то записывая в рабочий блокнот, – жду вас с докладом пятнадцатого числа в 11:00. Пропуск для вас будет приготовлен. Теперь по остальным вашим коллегам…
От товарища Григоровича, мы ждем готовый проект тяжелого грузопассажирского гидросамолета с теми же техническими характеристиками и под те же моторы, что и у сухопутной машины, заказанной товарищу Сикорскому. У нас в России много мест, где единственной возможной взлетно-посадочной полосой является море, река или озеро. Товарищу Поликарпову, с учетом всего здесь сказанного, поручается проектирование одноместного и одномоторного маневренного истребителя-биплана. Надеюсь, всем все понятно?
– Господин Сталин, – неожиданно спросил Григорович, – скажите, будет ли национализирован принадлежащий мне авиационный завод?
– Нет, – сказал Сталин, – не будет. А вот завод вашего бывшего компаньона, господина Щетинина, сбежавшего на Дон вместе с генералом Алексеевым, мы обязательно национализируем. Но вы лично можете быть уверенным, что при честной работе на советскую власть ваше имущество сохранится в полной целости и сохранности.
– Понятно, – сказал Григорович, – вопросов больше нет.
– Ну, а раз их нет, – кивнул Сталин, – значит, все свободны. До свидания, товарищи.
И все завертелось и закружилось… Работа закипела.
6 января 1918 года, утро.
Петроград, Таврический дворец
Присутствуют:
председатель Совнаркома Иосиф Виссарионович Сталин, народный комиссар иностранных дел Георгий Васильевич Чичерин, народный комиссар внутренних дел Феликс Эдмундович Дзержинский, руководитель ИТАР Александр Васильевич Тамбовцев, начальник Генштаба генерал-лейтенант Николай Михайлович Потапов, генерал-майор и граф Алексей Алексеевич Игнатьев, полковник СВР Нина Викторовна Антонова
Сталин пыхнул папиросой и оглядел рассевшихся за длинным столом участников сегодняшнего совещания.
– Товарищи, – сказал он, – вопрос, который мы должны сегодня обсудить – это положение нашего экспедиционного корпуса во Франции. Мы должны решить – каким образом мы вернем его на Родину. Дело это, как говорит Ильич, архинужное и архиважное, поскольку мы – большевики – не имеем права бросать на произвол судьбы наших людей, ибо тогда грош нам цена. Да-да, именно своих, поскольку нам известно, что большая часть корпуса поддержала наше решение выйти из войны с Германией и отказалась от дальнейшего участия в боевых действиях на Западном фронте.
В связи с этим, нам необходимо приложить все усилия для того, чтобы французское правительство не могло бы выместить свою злобу на организаторах и участниках антивоенных протестов, и добиться возвращения солдат и офицеров корпуса на Родину. Есть мнение, поручить выполнение этой задачи присутствующим здесь генерал-майору Игнатьеву и полковнику Антоновой, как людям, имеющим специфический опыт в тайных делах, находящихся на грани дипломатии и разведки. У меня всё, товарищи, попрошу высказываться.
– Товарищ Сталин, – спросил наркоминдел Чичерин, задумчиво поглаживая свою бородку, – я сомневаюсь – пойдут ли вообще французы на подобные переговоры? Насколько я понимаю, их правительство довольно сильно обижено нашим выходом из войны, и до сих пор не признало Совет народных комиссаров в качестве законной власти в России.
Сталин усмехнулся.
– Пойдут, товарищ Чичерин, – сказал он, – никуда они не денутся. Товарищ Ларионов уже обещал провести достаточно убедительную демонстрацию в небе над Парижем – он назвал ее «авиашоу», – чтобы показать французскому правительству, что насилие над солдатами и офицерами Экспедиционного корпуса не останется для французов безнаказанным.
