Когда же каперанг Руднев поинтересовался у командира «Североморска» – не являются ли эти строгости, применяемые вроде бы ко вполне мирным норвежским служащим, то получил в ответ небольшую лекцию о том, кто такие норги и как они себя ведут, если допустить к ним послабления. Руднева этот рассказ вполне впечатлил, и больше вопросов у него не появлялось.
Впрочем, предпринимателям норвежцам было заявлено, что если они захотят продолжить свою производственную деятельность, то никаких препятствий советское правительство им в этом чинить не будет. Лишь бы они честно платили в казну Советской России налоги и соблюдали советские законы. Господа капиталисты, оценив состав русской эскадры, неожиданно появившейся у их забытого богом и людьми архипелага, обещали подумать. Пусть думают, пока есть время. А то ведь свято место пусто не бывает.
– Что скажете, Владимир Иванович? – спросил, наконец, каперанг Перов у Руднева, когда тот оторвался от прибора потомков, перестал созерцать присыпанные снегом берега Шпицбергена.
Каперанг Руднев задумался. В качестве якорной стоянки бухта была просто великолепна. Глубоководная, далеко вдающаяся в остров Западный Шпицберген, она по своей форме напоминала раз в десять увеличенную Северную бухту Севастополя. Ее было не сравнить с тесной Маркизовой лужей или оказавшейся полностью бесполезной Либавой, в которую в конце прошлого века по настоянию союзной тогда Франции были вбуханы колоссальные средства. Здесь же мог бы встать на якорь весь военно-морской флот России. Да еще осталось бы место для военного флота Германии или еще какой другой страны.
С учетом наличия угольной базы из Шпицбергена могла получиться великолепная передовая база для русских крейсеров, в любой момент способных вырваться отсюда на оперативный простор Северной Атлантики. Минусом были лишь шестьсот семьдесят пять морских миль, отделяющих Шпицберген от ближайшего русского порта Мурманск. Но и это, при должном транспортном снабжении, не является такой уж большой помехой. Уголек-то на Шпицбергене свой, местный, а значит, как минимум с топливом для тех кораблей, которые еще по древности лет ходят на угле, никаких проблем не будет.
– Все это просто замечательно, – после некоторых раздумий сказал Руднев, – но не создаем ли мы этим демаршем дополнительные проблемы для любимой всеми нами России? И что на это скажет…
– «…Княгиня Марья Алексеевна» и прочее, так называемое мировое сообщество? – продолжил его мысль каперанг Перов.
– Вот именно, Алексей Викторович, – кивнул Руднев, – в первую очередь меня беспокоит реакция наших бывших союзников по Антанте.
– Не беспокойтесь, Владимир Иванович, – усмехнулся каперанг Перов, – склочной тетушке Антанте сейчас в общем-то просто не до нас. Французы на фронте с головой втянулись в кровавую мясорубку с германской армией, и неожиданный выход из войны России отнюдь не улучшил их положение. То, что фронт стоит в ста верстах от Парижа – значит для них, что война может закончиться и не в их пользу. Североамериканские Соединенные Штаты в настоящее время находятся шоке, и конгресс с сенатом всерьез думают – стоит ли продолжать участие в этой всеевропейской бойне.
После торпедирования лайнеров «Олимпик» и «Мавритания», сопровождаемых жуткой гибелью в ледяной воде нескольких тысяч американских солдат, решительность тех, кто рассчитывал путем ввязывания в мировую войну получить политические и финансовые дивиденды, значительно уменьшилась.
Англичане, конечно, рады были бы хоть что-то предпринять против Советской России. Но они уже два раза посылали против нас карательные экспедиции, в итоге закончившиеся оглушительным провалом и огромными потерями. В таких условиях они не рискнут еще раз рискнуть своими новейшими линкорами, костяком Гранд Флита. А меньшими силами им нас тут не взять. Мурманск к Груманту в два раза ближе, чем к Скапа Флоу, а адмиралы Бахирев и Хиппер уже заставили с уважением относиться к себе британских моряков. Кроме того, в Адмиралтействе, скорее всего, понимают, что если основные силы Гранд Флита уйдут в сторону Шпицбергена, то хозяевами Северного моря станут линкоры адмирала Шеера.
В общем, положение их первого лорда сэра Эрика Гиддса и командующего Гранд Флитом вице-адмирала Дэвида Битти куда хуже губернаторского. Им сейчас и на елку влезть хочется, и при этом не оцарапаться. Потому истерика, которую непременно закатит норвежское правительство, будет выглядеть весьма несерьезной. Один ваш отряд без большого труда отправит на дно все их броненосцы береговой обороны.
– А вы что по этому поводу думаете, господин Молотов? – обратился Руднев к красному губернатору.
– Товарищ Перов абсолютно прав, – ответил Молотов. – До тех пор, пока немцы оттягивают на себя основные силы Антанты, этой самой Антанте будет совершенно не до нас. Война в Европе вряд ли кончится завтра, или даже через год. А там – посмотрим. Если же норвежцы решатся поиграть мускулами, то пусть пеняют на себя. Не зря же мы перебросили на Север основные силы Балтийского флота. Впрочем – время все расставит на свои места.
Когда Молотов замолчал, Руднев понял, что где-то там, в Петрограде, господами Сталиным и компанией задумана очередная головоломная комбинация, в которой захват Шпицбергена был лишь одним из эпизодов. Над Россией занималась заря новой «красной» эры, и жить в ней становилось если не веселее, то хотя бы интереснее. Бывший государь Николай Александрович на подобную авантюру никогда бы не решился – слишком он деликатно вел себя в международных делах. А вот господа большевики забрали ничейный архипелаг – и как будто ничего не случилось!
Нет, он пока еще хотел, когда все эти дела закончатся, уволиться в отставку и уехать в какую-нибудь Швейцарию или еще куда подальше. Только желания этого становилось все меньше и меньше. Ему уже было известно, что большевики решили достраивать все заложенные корабли на верфях России, а это значит, что и флоту российскому – быть и побеждать. Владимиру Ивановичу не хотелось ошибиться, а потом горько пожалеть о сделанной в свое время ошибке. Ведь правители ведь приходят и уходят, а Россия остается.
11 января 1918 года, утро.
Стамбул, дом Мехмед Ферид-паши.
Юзбаши Гасан-бей
Вот я снова на Босфоре. Добирался я сюда из Крыма, как говорят русские, «на перекладных». Бинбаши Мехмед-бей не солгал мне, и как только в Севастополе все успокоилось, я отбыл в сторону турецкого побережья на фелюге контрабандиста. Путешествие мое было долгим и без особых удобств, но мне, фронтовику, уже приходилось в свое время жить и в более спартанских условиях.
Зимний Стамбул встретил меня холодным дождем и сильным ветром, пронизывающим до костей. Редкие прохожие – мужчин было очень мало – кутались в пальто и плащи. Я, прихрамывая на раненую ногу, с трудом доковылял до дома достопочтенного Мехмед Ферид-паши, дипломата и, самое главное, зятя брата султана – Мехмеда Вехеддина. Именно он инструктировал меня перед тем, как я отбыл из Стамбула в Крым.
Конечно, основное задание я получил от самого Энвер-паши, но буквально накануне моего отплытия в Крым меня вызвал к себе Мехмед Ферид-паша, чтобы приватно дать мне еще одно тайное поручение. Я прекрасно знал, что уважаемый Ферид-паша является не только зятем, но и доверенным лицом брата султана Мехмеда V. А поскольку сам падишах был тяжело болен и не мог заниматься государственными делами, Мехмед Вехеддин был при своем старшем брате кем-то вроде регента. Если – на все воля Аллаха – султан умрет, то Мехмед Вехеддин опояшет себя в мечети Аюб аль-Ансари тремя мечами: мечом Османа, мечом четвертого праведного халифа Али и мечом султана Селима I Явуза. Только вот к тому времени от великой империи могут остаться лишь бренные останки ее былой славы.
