Женщина кричит…
ТРОЯНЕЦ, ты помнишь ее? Помнишь, как ее звали? Помнишь, как ты вместе со всеми вырывал из ее тела кусок за куском?
Нет, ТРОЯНЕЦ, этого ты не помнишь. Этого не было? Это был не ты? Так НЕ БЫЛО ИЛИ…
Оранжевый свет – он вечен, он тих. Солнце цвета апельсина над вершинами гор. Старая дорога, куча покрышек и хвороста, который кто-то когда-то собирался поджечь, готовя свой последний рубеж обороны.
НЕТ НИКАКИХ РУБЕЖЕЙ. Нет границ, нет расстояний. Одно только время. Оно вроде убежища – надежного, тайного. Что-то вроде ворот, за которыми – склон горы и дома, черепичные крыши – уступами среди серых камней. Разбитая, вымощенная булыжником улица – все вверх и вверх. Мертвая улица, мертвые дома.
Что ты знаешь о мертвых, ТРОЯНЕЦ? Мертвые поют, мертвые пируют – волынка-гайда, флейта-зурна, барабан, голоса, то расходящиеся, то сливающиеся в унисон, – слов уже не разобрать, только предсмертные хрипы из разорванных глоток, только вопли боли, от которых бежит прочь вся дневная, живая тварь.
И ты, ТРОЯНЕЦ, ты, тварь, не смей, не смей стоять на нашем пути.
Не смей сопротивляться…
Ведь там, в горах, ты уже проиграл. Ты не поверил. Вы не поверили.
Faleminderit!
[2]
за то, что вы не поверили.
– Faleminderit…
– Что? – Катя не поняла. Или не расслышала. Полковник Приходько прошептал что-то, когда она протянула ему цветы.
Она вошла в тридцать шестую палату, открыла сначала одну дверь, попала в маленький предбанник, постучала во вторую дверь – застекленную наполовину. Все это было ей хорошо знакомо. Она ведь бывала в этом госпитале не раз и не два. Только не в этом отделении. Колосов – начальник отдела убийств, помнится, лежал в новом корпусе. Там палаты немножко другие. А здесь высокий потолок и окно – небольшое, полуопущенные жалюзи. Палата двухместная, но лежит в ней только один больной. Вторая кровать убрана, ее место занимают два стула. Они стоят довольно далеко от кровати полковника Приходько. А возле самой кровати – капельница.
– Здравствуйте, Олег Иванович, я капитан Петровская из пресс-центра ГУВД Московской области, меня зовут Екатерина. Вы когда-то начинали у нас в области в уголовном розыске, мы узнали, что вы в госпитале, а до этого были в командировках за рубежом и… В общем, очень бы мне хотелось написать о вас очерк для газеты. И… вот, это вам.
Вот когда Катя протянула ему цветы. И услышала что-то в ответ. Что-то очень тихое, невнятное.
Олег Приходько был крупным мужчиной. Он лежал на спине, на высоко взбитой подушке. Одеяло прикрывало его до пояса. На нем была роба – распашонка, которые обычно надевают на тяжелобольных, не способных самостоятельно обслуживать себя. Из вены его торчала игла, подсоединенная к капельнице.
В палате было стерильно чисто и пахло ментолом. Этот запах Катя ощутила еще в коридоре. Было такое впечатление, что ментола слишком много, словно где-то что-то ментоловое разлили.
Олег Приходько был чисто выбрит. Вполне обычная мужская внешность плюс болезненная бледность – ничего особенного. И все же что-то особенное было. Не в нем, а…
Катя даже оглянулась невольно. Сейчас. Вот сейчас, когда она входила, ее что-то поразило, удивило донельзя…
Жалюзи? Нет. Стулья у стены? Блюдо с апельсинами на тумбочке возле кровати? Внутренняя дверь – она открыла ее, эту наполовину застекленную пластиком дверь и…
По внутренней поверхности прозрачного пластика на уровне Катиного лица шли четкие борозды – глубокие и шершавые. Пять параллельных борозд, как будто кто-то проскреб по пластику острыми когтями, пытаясь вырваться.
Что за вздор! Померещится же такое. Катя повернулась к Приходько. Прекрати, пришла по делу к тяжелобольному коллеге, а сама шаришь глазами по углам.
Померещилось ли ей снова – краем глаза она засекла мгновенное движение. Такое ощущение, что в тот момент, когда она пялилась на дверь, полковник Приходько приподнялся с подушки, сел, невзирая на капельницу. И вот он опять лежит – так перемещаться раненый, больной не способен, так перемещается только молния шаровая.
– Как вы себя чувствуете, Олег Иванович?
– Спасибо, неплохо, – голос у него был хрипловатый, речь чуть замедленна. – Вы, значит, тоже коллега…
– Да. («Почему тоже? – удивилась Катя. – О чем это он?»)
Он смотрел на нее из-под полуприкрытых век. Профиль на фоне окна, пряди волос… Где-то когда-то это уже было… Женский профиль на фоне окна, а за окном все двигалось, таяло – они ехали на белом джипе с синими буквами по горной дороге. Рая… Ее звали Рая… пудреница… солнечный зайчик, уколовший его глаза…
ОНИ не знают, что ТРОЯНЕЦ помнит.
– Я цветы пока сюда… – Катя положила букет на стул, а сама присела рядом на свободный, – потом сестру попрошу поставить в воду. Так вот, Олег Иванович, я бы хотела о вас написать статью. Конечно, если это возможно, если вам не тяжело будет со мной.
– О чем?
– О вашей работе. Как вы начинали у нас в области, я тут записала – в отделе по борьбе с кражами и угонами. Ну и потом, конечно, о ваших командировках зарубежных в Косово и в Албанию. Мне сказали, вы были в следственной комиссии по расследованию военных преступлений. Это очень интересно. Кроме очерка с фотографиями, позже, когда вы выйдете из госпиталя, можно будет сделать телеинтервью, наша главковская телестудия была бы рада… – Катя как-то растерялась. Она поняла, что приехала с этой своей идеей напрасно, чувствовала неловкость и дискомфорт. Приходько болен, ему сейчас не до ее дурацких идей с публикацией.
– Но вам, наверное, трудно сейчас… Я не вовремя с этой нашей инициативой, хотя это не только мое желание, в министерстве тоже вас помнят, беспокоятся, вот хотели, чтобы в прессе о вас прозвучало… Но, видимо, пока еще рано, вам лечение предстоит. Ваше ранение…
– Все зажило, – сказал Приходько. – Вы что, уже уходите?
– Очень рада была нашему знакомству, но не хочется надоедать вам, мешать. Если разрешите, я приеду к вам в другой раз, когда вам будет лучше.
– Останьтесь.
Катя уже встала со стула. Приходько приподнялся и вырвал иглу из вены. Жест был так резок, что Катя опять невольно оглянулась на дверь – не позвать ли сестру?
Пять глубоких царапин четко выделялись на пластике двери.
– Подойдите ко мне. – Приходько поманил Катю. – Мы поговорим. Я отвечу на все ваши вопросы. Сядьте сюда. Ближе, ближе…
Катя подошла к кровати, доставая на ходу из сумки диктофон. В это время в коридоре послышался какой-то шум – громкие голоса, шаги. Они зазвучали в предбаннике. Катя узнала голос заведующего отделением. Дверь распахнулась, и в палате сразу стало очень тесно, потому что (так показалось Кате) ввалилась целая толпа народа, где врач, так путано и сбивчиво отговаривавший ее от знакомства с полковником Приходько, совершенно потерялся.
