Что же происходит?»
Всего в каких-то двадцати километрах от Москвы, оказывается, есть очень темные или плохо освещенные дурные дороги. Это Катя знала и раньше, но отчего-то по пути назад в Красногорское УВД это ее особенно неприятно поразило. Словно находишься в какой-то глухомани.
Слепые фонари… Тут их вовсе нет. Хорошо еще она с гаишником местным едет, он тут каждую колдобину, каждый поворот знает.
Деревенька… огоньки…
Автозаправка…
Фуры, фуры, как поезда…
И вдруг на огромной скорости, визжа тормозами, вихляя, какой-то оголтелый – мимо, на всех парах на авто навороченном – то ли гоночном, то ли спортивном…
– Это кто еще у нас такой наглый? – мигом вскинулся лейтенант ГИБДД, включил мигалку, нажал на газ служебного «Форда». – Под двести идет по такой дороге. Коллега, вы это… вы лучше пристегнитесь. Это надо в корне пресечь!
Тьма. Скорость. Катя на заднем сиденье сжалась в комок. Погони еще только не хватало.
– Тут рядом Новая Рига, золотая молодежь по ночам ралли устраивает. Таблеток наглотаются и погнали. – Лейтенант жевал сигарету. – Ну ничего, сейчас мы их проверим, сейчас мы их сравним…
Крутой на полной скорости поворот – гаишный «Форд» занесло, но он справился, устоял. Впереди в унисон завыли милицейские сирены.
«Пресекание» нарушителя длилось, как показалось Кате, ужасно долго. На самом деле прошло не более четверти часа. Шоссе вновь свернуло, милицейские сирены стали громче, ближе.
А потом…
Черная спортивная «Мазда» лежала в кювете на боку. Гонка закончилась катастрофой: смятый капот, вылетевшие стекла. То ли водитель не справился с управлением, то ли еще что произошло в короткие доли секунды на пустой темной дороге, когда он почти уже оторвался от преследовавших его патрульных.
Позже, уже в больнице, выяснилось, что водитель «Мазды» был в стельку пьян. Но не это в момент аварии поразило всех.
Крик, доносившийся из салона, – отчаянный, страшный, исполненный боли. Катя почувствовала, что от этого вопля у нее все похолодело внутри. Водитель «Мазды» был, видимо, серьезно ранен.
Когда сотрудники милиции подбежали к опрокинувшейся машине, им в нос ударил запах алкоголя, крови и еще чего-то… какое-то терпкое зловоние разлилось в ночном воздухе.
Водитель, корчившийся на сиденье, орал от боли, закрывая руками голову, под пальцами его была кровь.
– Кто-то схватил меня за шею! Он был здесь, на обочине… разбил стекло… Он… ОНО пыталось добраться до моего лица!
С великими предосторожностями раненого извлекли наружу. Голова его была в крови.
– Черт, вы только гляньте, как же это его угораздило, – ахнул один из гаишников.
Левое ухо водителя было почти оторвано, еле держалось на тонкой полоске кожи.
Глава 12
Охота
По больничному коридору прошла медицинская сестра, остановилась у окна напротив одной из палат.
Серая мгла за окном, тишина в парке госпиталя. Рядовое ночное дежурство? Не совсем. Коллеги старшей медсестры Натальи Николаевны Багровой были крайне удивлены, что она поменялась ночным дежурством и на сей раз.
В очередной раз.
Предрассветная мгла за окном.
Длинная стрелка на колготках возле пятки…
Прежде Наталья Багрова никогда не позволяла себе небрежности в одежде. Она слыла аккуратным и педантичным сотрудником. Аккуратно и педантично она работала в госпитале по-прежнему. А вот во всем остальном, в том числе и во внешнем виде, в поведении, в привычках, перемены были. И если все это еще не слишком бросалось в глаза, то только потому, что она…
ПОРОЙ ЕЙ КАЗАЛОСЬ – ОНА СХОДИТ С УМА. Или уже сошла. Так причудлив и странен был мир, в котором она теперь жила.
Белая дверь тридцать шестой палаты. Теперь она заходила туда нечасто. Только по необходимости или когда ее звали.
ЗОВ… Это было похоже на багровую нить – пульсирующий кровеносный сосуд… Их связь… Невидимая связь… Едва-едва осязаемая в ночном воздухе, пропитанном запахом больницы.
Разве она могла представить себе, что все обернется ВОТ ТАК, когда пришла работать именно в это отделение, одержимая единственным желанием УЗНАТЬ ХОТЬ ЧТО-ТО О БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАВШЕЙ ПОДРУГЕ.
А ведь ОН был с ней ТАМ – она это знала, – ОН видел ее живой.
Так внезапно оборвавшаяся дружеская связь…
Женское любопытство, печаль… Любопытство сгубило кошку. И еще кое-кого оно сгубило – кажется, безвозвратно.
Еле различимая мелодия – в ночи, теперь она вечно звучит: барабан, отбивающий ритм, волынка-гайда, флейта-зурна…
А может быть, не флейта, а ветер… Ветер в горах, в которых она никогда не была наяву, но помнила их во сне.
Флейта… ветер… ветер в пустых мертвых глазницах… стук на ветру… Горная дорога, вбитый на обочине кол, насаженный на острие выбеленный дождями череп.
Обглоданная дочиста кость со следами острых клыков…
О, она помнит эту охоту…
Помнит, как рвали друг у друга окровавленные куски, как вгрызались в мертвые щеки, остервенело добираясь до лакомых мест – до губ, языка, как слизывали свежую кровь…
С неистовой жадностью…
Она помнит и это.
Было ли ЭТО ВСЕ наяву там, в горах, при оранжевом закатном свете, безлунной осенней ночью, в проливные дожди весной, в летнем тумане, поднимавшемся со дна ущелья?
ЭТО БЫЛО. ЭТОГО НЕ БЫЛО.
КАКАЯ РАЗНИЦА?
ЭТО ЕСТЬ.
Раз она помнит все – это есть. Коровы мычат… Бешеный рев сильно поредевшего в одну ночь стада.
Идет великая охота в горах.
Но это не волки, нет, это не волки…
Топот копыт – кто-то во весь опор скачет прочь, за подмогой, нахлестывая взмыленного коня, боясь оглянуться. И – шорох шин, визг тормозов, свет карманных фонарей, канистры с бензином, взметнувшееся вверх пламя костров. Вонь подожженных автомобильных покрышек…
Последний рубеж.
Тщетная предосторожность.
Жалкая преграда…
Автоматная очередь оборвалась…
Там, в горах, охота до сих пор идет, и нет ей конца. Идет она и в долине. И там, на дороге…
Огни, огни на шоссе… синий указатель… черная «Мазда», опрокинувшаяся в кювет… переднее колесо все еще крутится, крутится…
ГДЕ ЭТО ВСЕ?
ТАМ.
И ЗДЕСЬ.
Огни на шоссе, синие мигалки, суетящиеся вокруг места автокатастрофы люди. Слишком шумно, слишком шумно для ночной охоты…
Но ОН должен есть! Иначе ЕМУ не выжить – в этом мире, в этой новой реальности. ОН должен есть, должен охотиться. Как и все другие… КАК И ВСЕ ОНИ…
