– Где? – спросила Катя.
– У эксперта-патологоанатома на столе.
В морг Гущин отправился вместе с начальником УВД и следователем прокуратуры. Оперативная группа выехала в Москву на Таллинскую улицу. Наступила долгая томительная пауза-ожидание. Катя достала блокнот и стала старательно записывать – все, чему была свидетельницей. Для будущего очерка «о раскрытии по горячим следам» пригодится. Мещерский (он опять-таки упорно отказывался ехать домой) клевал носом.
«Угаров… Где-то я слышала эту фамилию, причем совсем недавно», – думала Катя. Она хотела было потолковать с Мещерским о том, что увидела на пленке в ходе просмотра, но жалко стало будить верного друга, который и так вел себя рыцарски-дефективно.
Андрей Угаров этим вечером обретался не дома – ему позвонила Анна Гаррис, и за то, что она позвонила ему сама, он пригласил ее в ресторан «Купол» на Новом Арбате.
Потолок – прозрачная сфера, но за ней только пепельная мгла – ни солнца, ни звезд. Ужин с шампанским вышел какой-то невеселый. Анна почти ничего не ела, зато много пила.
– Давно от тебя вестей никаких, Андрюша. Вот соскучилась.
– Я тебя очень хотел видеть, Аннушка.
– Неужели хотел? Ни звонка от тебя, ни ответа ни привета за столько дней. Как твои дела устроились?
– Какие дела?
– Ну те, сказки кредитные.
– Сказки ревизские? – Угаров улыбнулся, он был хорошо подкован и за словом в карман не лез. – Вот, как видишь, можно и отпраздновать.
– Слишком много сказок. Значит, разобрался со всеми проблемами. И даже с угрозами?
– Угрозами? Ах, это… да, отбился.
– А я ведь ждала тебя все эти дни. Так уж был занят?
– Ань, ну не сложилось, понимаешь?
– Понимаю. – Анна кивнула (только сегодня из салона, а светлое каре уже растрепалось, и макияж чуть-чуть сполз, полинял, начала было поправлять в туалете, да что-то не вышло ни черта). – Я-то понимаю, а вот ты… ты вечно врешь. Молчи! Лучше закажи еще бутылку. Ты все мне врешь. И я знаю, что у тебя есть другие… другая… Когда ты приехал ко мне на работу, я… я ведь порвать с тобой хотела, уже совсем было решилась. А ты у меня денег попросил.
– Так приятно меня оскорблять?
– Да, приятно. О-ч-чччень! А ты как думал? Со скукой-то, одиночеством как еще бороться? Мне тут одна звонит из Екатеринбурга – деловой партнер, дура набитая: «Ах, вы там у себя в Москве не представляете, как мы тут все живем, как скучно мы все живем!» Чеховская чайка курлычет, мать ее… Наверное, и впрямь думают, что здесь у нас рай столичный, сплошная тусня день и ночь. А как мы живем, Андрюша? Как вот я живу? Разбитые тротуары – раз прошлась пешком от Козицкого до Петровки, туфли итальянские можно выкинуть, каблуки в мочалку. В метро не войдешь, того гляди кишки из тебя выдавят на хер… Театры – дерьмо, актеры бездарные, текста даже произнести толком не могут, орут. Были бы хоть мужики, производители, генофонд, а то ему тридцать лет, а он уже импотент! Так куда ты лезешь? А ведь лезет, кривляется… На работе в офисе, как волки, все злые. Недавно один приезжал – тоже партнер наш, толковый вроде мужик был, деловой, а тут словно спятил: сотрудников своей фирмы всех до одного через детектор лжи прогнал на предмет: крадут они у него или не крадут. И сам потом сел с датчиками – вышло, что ворует сам у себя. Чуть не застрелился, представляешь? Сейчас у психолога лечится, в Тибет собирается нервы в порядок приводить. Ну как с такими козлами дела делать, а? Вот и остается бедной одинокой бизнес-бабе только любовь крутить… А любовь эта наша, Андрюшенька…
– Аня, ну пожалуйста…
– А любовь эта наша… Как это Пугачева на пенсии поет: любовь, похожая на со-о-о-н… Любовь, похожая на нож… Скажешь, я совсем пьяная, да? В нашей с тобой любви самый кайф – это взаимное оскорбление. Ты оскорбляешь меня, я оскорбляю тебя. Кто – кого, до первой крови.
Она протянула руку к бокалу с шампанским. Угаров взял ее за кисть, сжал.
– Пусти.
Он отпустил. Прозрачный купол, белые скатерти, крахмальные салфетки и кипарисы в кадках, кладбищенские кипарисы посреди ресторанного зала.
– Слишком ты болтливая сегодня, детка. Что-то раньше мы так с тобой, Ань, не разговаривали.
– Ненавижу тебя. Все кончено у нас с тобой.
– Это даже забавно… Как-то по-настоящему, по-человечески это у тебя. – Угаров смотрел на нее. – Правда ненавидишь?
– А за что мне тебя любить? За вранье, за измены? За то, что используешь меня?
– Но ты ведь меня тоже используешь.
– Я с тобой хотела семью строить, дом.
– Семья – это тоже от скуки, вместо туфель итальянских, вместо театра. Знаешь, у моих родителей была семья, а потом мамаша моя бросила отца, а перед этим залетела от одного товарища… Я рос, я – ее сын, старший, а она мной даже не интересовалась. Никогда, как будто я умер.
– К чему ты мне все это говоришь?
– К тому, что ты на нее похожа. Холодная лживая сука. Получила свое в постели, а остальное все до лампочки.
Анна схватила бокал и выплеснула шампанское ему в лицо.
Купол-сфера – прозрачный шатер. Они вскочили из-за столика. Едва не сбили с ног официанта. Угаров догнал ее уже у лестницы.
– Пусти! Негодяй, никогда тебе этого не прощу. – Она молотила кулаками по его спине, сучила ногами, пытаясь ударить его острой шпилькой. Он поднял ее, вскинул себе на плечо – орущую, пьяную, брыкающуюся (видели бы чопорные сотрудники инвестиционного фонда своего корпоративного директора по работе с персоналом в эту минуту!).
Сунув несколько купюр официанту (сдачи не надо), Угаров потащил Анну к машине. Официант, метрдотель и охранник смотрели, как он спускается по лестнице – прямая спина, женщина на плече – светлые волосы свесились вниз, закрыли лицо.
В «Куполе» клиенты так себя не вели, однако… черт, кайфово, долго будем вспоминать такое…
В машине Анна все еще сопротивлялась. Он заломил ей руку, заткнул рот – поцелуем.
– Ненавижу тебя!
– Кто кого больше ненавидит!..
Он снова впился губами в ее накрашенный рот. Платье Анны задралось, обнажая полные колени.
Они оторвались друг от друга, когда им стало нечем дышать. Так и сидели в машине, не заводя мотора.
– Со мной никто так не обращался, – сказал Угаров, вытирая облитое шампанским лицо.
– Со мной тоже.
Он взял ее за подбородок, резко повернул к себе.
– Больше так никогда не делай, – сказал он тихо.
– А то что?
– А то – все.
Она закрыла лицо руками. Он ждал, долго ждал.
– Ну?
– Увези меня, – ее голос звучал уже покорно, совсем как прежде.
