Она уснула, а я сквозь последние волны наслаждения, пробегавшие по моему телу, остро ощутил свое одиночество и вновь подумал о том, как страшно я согрешил по законам любой религии. Так морской прибой, отхлынув, оставляет мелкий сор на берегу.
Не в силах пошевелиться, я с первым вздохом понял, что она далеко, хотя и лежала рядом. Она покинула меня. Употребив свою божественную власть, она соединилась со мной за пределами земного мира, чтобы затем покинуть меня и отдалиться в еще большей степени, чем тогда, когда она была безгласной.
Мог ли я сказать ей, что я, слуга, воспользовался тем, что она потеряла память, чтобы подло ею овладеть, подменив собой ее супруга, фараона Египта, бога?
Ради ее счастья я должен был исчезнуть. К тому же я более не мог незаконно владеть ее воспоминаниями и пользоваться ее безумием.
Я должен был бежать. Ведь если она, проснувшись, вновь посмотрит на меня своими прекрасными глазами, я не смогу ничего ей сказать и снова стану целовать ее губы, и так будет продолжаться всю жизнь.
Однако же я не собирался терзаться угрызениями совести – что было, то было, хотя при мысли о том, на что я посягнул, меня охватывал ужас.
Я на всю жизнь сохраню сладостные воспоминания об этой близости, но больше этого не допущу. Ради ее и своего счастья я не мог оставаться рядом с ней и продолжать ее обманывать, как не мог открыть ей правду и отказаться от ее губ и чарующего взгляда.
К тому же я не мог бы жить с мыслью, что постоянно предаю того, кого поклялся чтить. Фараона, считавшегося сыном бога на земле.
Я постарался не разбудить Нефертити и долго смотрел на нее, запоминая каждую морщинку, нежную кожу, изящный профиль, то, как поднимается ее грудь при каждом вдохе…
Я пересчитал травинки, запутавшиеся в ее волосах. Это не портило ее, и даже делало еще красивее.
Не было для меня судьбы завиднее, чем быть рядом с Нефертити и заботиться о ней, как мужчина заботится о женщине, но это было невозможно, мне следовало уйти.
Все, что я мог себе позволить, – это море безмолвных слез. Немного успокоившись, я тихо собрал свои скудные пожитки и покинул каморку, пока не передумал.
Я отыскал Иосифа и отвел его в сторону, подальше от остальных.
Добрый старик все понял по моему лицу, на котором сохранились следы слез, но молчал, пока я не заговорил сам:
– Я совершил ужасную ошибку. Я хотел помочь ей стать такой, как прежде, но добился лишь того, что ее разум помутился еще сильнее. Она приняла меня за своего мужа, а я не смог и не захотел сказать ей правду и воспользовался ее неведением и беспомощностью. И ради ее блага я должен уйти. Надеюсь, вы меня поймете.
– Быть может, в этом нет необходимости? До сих пор тебе удавалось с ней не видеться.
– Нет, – твердо заявил я. – Я этого не выдержу.
– Понимаю.
– Не опасайтесь ее невинных молитв Атону. Она стала вам чужой из‑за меня. Она жила и будет жить с вами в мире.
– Нельзя жить с нами и поклоняться Солнцу.
– Дайте ей время привыкнуть, а потом скажите правду. Расскажите о том, что я сделал и как мне стыдно. Она полюбит вас за вашу простоту и привыкнет к вам и даже примет вашу веру. Скажите, что в Египте не было и нет другого божества, кроме нее, и что я, недостойный раб, не оправдавший ее надежд, не должен более нарушать ее покой. Я обещал ей найти храм, где она обретет его, и нашел. Это единственное обещание, которое я выполнил. Но, пока я здесь, она не обретет истинного покоя.
Иосиф печально на меня посмотрел.
– Скажи мне, Пи, если таково твое имя, почему я должен тебе поверить и позволить уйти?
– По многим причинам. Потому что ваши люди теперь хорошо обучены и ваше положение значительно упрочилось. Потому что вдали я буду вам более полезен, чем здесь, так как постараюсь отвести от нее любую опасность. К тому же не в моем характере жить в заточении, и со мной у вас будет больше проблем, чем с ней. Поверьте, мне нельзя находиться рядом с ней для ее и вашей безопасности.
Он посмотрел на меня с упреком.
– Значит, ты все-таки их обучил.
Я разозлился.
– Не будем лицемерить. Ни вам, ни мне это несвойственно, так что не оскорбляйте меня и себя подобными замечаниями. Вы обо всем прекрасно знали, как и все остальные. И весь ваш Совет старейшин – это вы.
Узкая полоска кожи над его бородой покраснела, но он не рассердился.
– Эта женщина не похожа на служанку. Давай заключим договор. Открой мне, кто вы такие, и я тебя отпущу.
– Поклянитесь вашим богом защищать ее, как собственную дочь.
– Клянусь.
– Хорошо. Я вам верю.
Я наклонился к его уху, хотя никто нас не мог услышать, даже если бы мы кричали, однако раскрытие подобной тайны требовало соблюдения осторожности.
Почтенный старик побелел как полотно и схватился за меня, чтобы не упасть. В другое время это позабавило бы меня и я от души расхохотался бы, увидев лицо всегда невозмутимого патриарха, но теперь мне было не до смеха. Мне было грустно, как никогда в жизни.
– Боже мой! Боже мой! – прошептал он.
– Я же вам говорил: если они до сих пор нас не нашли, то навряд ли найдут. Я сделаю все, чтобы этого не случилось, я буду вас защищать, не жалея сил и рискуя жизнью… – Я крепко сжал его руку. – Надеюсь, так же поступите и вы.
Иосиф постепенно пришел в себя. Наконец он кивнул и обрел дар речи.
– Это конец, – произнес он, печально улыбаясь. – Нам всем конец. Тебе и нам, но такова воля Божья.
Я взял его за руки и расцеловал.
– Пусть караульные не дремлют, – сказал я, – а остальные упражняются, как я их научил. Постоянно будьте начеку. Следите за тем, чтобы стражи неукоснительно исполняли свои обязанности, и наказывайте тех, кто ими пренебрегает. Постарайтесь, чтобы огонь, который вы разводите, не был виден. Это не игра такая. От строгого соблюдения этих правил зависит ваша жизнь. Изготовьте оружие и в случае нападения сражайтесь, не сдерживая ярость.
– Молитвы нам помогут больше.
– Возможно, но продолжайте упражняться. И помните о вашем обещании.
И я кинулся прочь, потому что одно-единственное слово могло задержать меня и я остался бы здесь навсегда. Я попросил принести мое оружие, а также дать мне воду, еду, обувь, некоторые инструменты, и отбыл в указанном мне направлении.
Я бежал, как одержимый, глотая слезы бешенства и отчаяния, бежал весь день и всю ночь, не останавливаясь до рассвета. Чтобы уберечься от зноя, я захватил покрывало из плотной ткани и спокойно уснул, прикрывшись им, надеясь, что меня защитит пустыня.
Ночью я почувствовал себя бодрее и продолжил двигаться в нужном направлении, время от времени задерживаясь, чтобы поохотиться или, следуя за дикими зверями, обнаружить редкие источники воды.
