– Надеюсь, во дворце известно о нашей прогулке? И кто показал тебе дверь, о которой даже я не знаю?
Он обернулся и посмотрел на меня так, как прежде не смотрел никогда, – насмешливо, с ядовитой ухмылкой. Я остолбенел, но быстро взял себя в руки, чтобы следовать за ним и охранять, так как мне казалось, что его подстерегает опасность. В тот миг я пожалел о том, что мне не позволялось носить оружие.
Поначалу я думал, что речь идет о прогулке в пустыню, однако мы направились в предместье и вскоре подошли к огромному загородному дому.
Отчаявшись, я бросился к Туту, но он успокоил меня властным и решительным жестом. Я с изумлением спрашивал себя: неужели передо мной тот самый приветливый Тут, которого я обожал?
Однако времени на размышления не было. Стражник остался позади, и мы оказались одни в просторном открытом зале, напоминавшем сад. Охваченный тревогой, я напрягся и стал искать глазами какой-нибудь предмет, который можно было бы использовать как оружие.
Тут положил руку мне на плечо, однако мысль о том, что это место ему знакомо, меня не успокоила.
Мгновенно распахнулись двери, и в зал вошли два странных человека. У обоих были бритые головы и лица, как и положено жрецам, однако один из них, служитель запрещенного бога Амона, с оскорбительной дерзостью выставил напоказ все символы веры. Другой лицемерно выдавал себя за служителя официального бога Атона. Рабы принесли четыре скамьи, и все сели.
Мы снова остались одни, и жрец Амона нарушил тишину, чтобы вознести молитву своему богу.
Это было неслыханным оскорблением. Я бросил удивленный взгляд на Тута – он сохранял полное спокойствие. Несмотря на щекотливость ситуации, он даже бровью не повел. Я был поражен.
В конце молитвы злополучный жрец, возможно, почувствовав себя более уверенно, так как никто его не прерывал, улыбнулся:
– Благодарю, что посетили нас, фараон.
Меня охватила ярость, и я, не сдержавшись, вскочил. На сей раз оскорбление нанесли отцу моего господина. Но Тут снова так посмотрел на меня своими глазищами, узкими и холодными, что под этим взглядом я почувствовал страх. Я сел на место.
– Ах, эти юноши! У них уши на спине. Не так ли, юный Пи?
Пропустив его шутку мимо ушей, я выдержал взгляд жреца. Несмотря на грозившую нам опасность, мною овладело любопытство, к тому же я не мог оставить мой свет на произвол судьбы. Жрец перевел взгляд на Тута.
– Ваша мать могла бы гордиться здоровым и сильным сыном, почитающим древних богов.
Тут кивнул и холодно произнес:
– Говорите быстрее, что вам надо, у меня мало времени. Хватит ходить вокруг да около.
Жрец остолбенел, но затем довольно улыбнулся.
– Сильный характер. Несомненно, он вам пригодится. Нам известно, что ваш отец серьезно болен. Скоро он умрет, и следует заранее подумать о том, кто унаследует трон. Он может перейти к одной из дочерей… той женщины, что незаконно присвоила себе титул первой и истинной Великой царской супруги, титул вашей матери. И ваш титул тоже. – Он сделал паузу. – Ваш отец, одержимый своим богом, одинок. У него нет власти за пределами дворца, где правим только мы. Если вы будете чтить Амона, подобно вашим предкам, мы примем вашу сторону.
– Тут! – Я поднялся и схватил его за плечи. Следовало уйти отсюда без промедления.
Но он резко высвободился. Глаза его, подобно ночному Нилу, потемнели, утратив всякий блеск.
– Жди меня снаружи! Я быстро.
Он не терпел возражений, и я со стыдом вспоминаю, что с облегчением покинул это место. Но я ушел не один, второй жрец последовал за мной, наверняка чтобы помешать мне вызвать стражу.
– Ты можешь получить высокий пост, если сохранишь доверие принца.
– Это от меня не зависит, – гордо ответил я.
– Зависит, и еще как! Ты многое можешь сделать. Мало кто имеет доступ к фараону. Например, он мог бы принять кубок из твоих рук.
– Не смей мне это говорить! Подобные предложения меня не интересуют.
Жрец ехидно усмехнулся, от этого его лицо стало еще более гнусным.
– Возможно, скоро ты изменишь свое мнение. Ты повзрослеешь, и у тебя появятся новые желания.
– Я не честолюбив.
Жрец нахмурил выбритые брови.
– Разве ты не хочешь знать, кто твой отец?
Кровь бросилась мне в голову, в глазах потемнело. Мне ничего не было известно о том, кто мой отец, кроме того, что я сирота из далекой деревни и что во время одной из своих поездок фараон, следуя обычаю, взял на себя заботу обо мне.
– Почему я должен вам верить?
Жрец не успел ответить. Из дома уверенно, преисполненный достоинства, вышел Тут. Не взглянув на меня, он зашагал вперед, а я последовал за ним, счастливый тем, что мы покинули это место с его гнетущей атмосферой.
По дороге я пытался с ним заговорить, но он не отвечал. Во дворце я провел остаток дня один, думая о том, как мне поступить. Я не мог выдать Тута, хотя вся власть принадлежала его отцу. На рассвете Тут появился у меня. Как ни странно, он улыбался.
– Зачем ты сюда пришел? Здесь тебе не место.
– Пойдем. Сегодня стража не слишком усердствует, и можно пробраться в разные интересные места.
Он казался беспечным ребенком, каким бывал раньше.
– Но… Разве ты не хочешь рассказать о том, что вчера произошло?
Он по-прежнему улыбался.
– Не беспокойся. Я просто выслушал их. Они не могут ничего сделать. Пойдем.
И я поплелся за ним, слегка растирая ладонью спину, боль в которой напоминала о себе сильнее обычного.
Я знал причину, по которой стража не слишком рьяно выполняла сегодня свои обязанности: Эхнатон снова заболел. После очередного жестокого приступа он находился в том крыле дворца, где была устроена лечебница.
А его сын в это время рыскал по дворцу, изображая из себя лазутчика!
Я велел своему внутреннему голосу молчать, потому что моей обязанностью было не судить, а защищать Тута. Когда мы обежали едва ли не весь дворец, стало очевидно, что стража не просто ослабила охрану. Казалось, она вообще бездействовала.
Тут, раздосадованный тем, что не нашел никого, за кем можно было бы подсмотреть, сокрушенно покачал головой, а затем хитро покосился на меня и подмигнул.
– Пойдем посмотрим, что делает царица!
Я, возмутившись, попытался отговорить его от недостойного занятия, но, разумеется, безрезультатно.
Вскоре мы оказались в покоях царицы, куда пробрались благодаря нерадивости единственного стражника, и притаились за громоздким креслом, покрытым вышитыми коврами. Съежившись, я притаился за одной из толстых ножек в форме львиной лапы, воображая, как в наказание за дерзость меня бросают на съедение этим хищникам.
