Прощай, и хоть я тебе дал повод для фантазии, однако ты поостерегись строить слишком большой воздушный замок, ибо в настоящем случае дело заключается лишь в слове «Летимер», произнесенном в разговоре между лордом из графства Дамфрис и эдинбургским прокурором.
Письмо V. Дарси Летимер – Аллану Файрфорду
Я остановился на том, что, следуя за своим хозяином, вышел с ним из его дома. На этот раз я мог лучше рассмотреть уединенную долину. С одной стороны виднелась небольшая роща, через которую бежал поток, уносившийся в море. Дальше лежало на песке несколько рыбачьих судов по случаю отлива: две-три жалкие хижины окружали эту убогую гавань.
Старик Кристел, которого я видел вчера, подвел моему хозяину вороную оседланную лошадь, на которую тот вскочил, почти не касаясь стремени.
Нам пришлось выбираться из ущелья по такой крутой тропинке, что я испугался, и когда подумал, что по ней же спускался вчера ночью, меня охватила невольная дрожь. Спутник мой был молчалив и вскоре вывел меня к дюнам. Местность была печальная, особенно по сравнению с противоположным берегом Камберленда, где зеленели луга и перелески и виднелись деревеньки и отдельные фермы. Во многих местах начал показываться дым из труб.
Спутник мой протянул руку, указывая мне дорогу на Шеффердс-Буш, как вдруг послышался приближавшийся к нам конский топот. Хозяин мой оборотился и, увидев приближавшегося всадника, продолжал давать мне указания, занимая середину дороги, с одной стороны которой поднимался песчаный бугор, а с другой были лужи.
Приближавшаяся лошадь бежала рысью, но я заметил, что всадник пустил ее шагом, словно желал остаться позади или, по крайней мере, избегнуть встречи в узком месте, где неминуемо мы должны были столкнуться. Тебе известна моя слабость, Аллан, ты знаешь, что я всегда расположен обращать внимание на что-нибудь другое, а не на слова собеседника.
Вследствие этой милой наклонности я начал рассуждать, какая могла быть причина того, что этот всадник старался держаться от нас на некотором расстоянии, но голос моего спутника вывел меня из задумчивости.
– Неужели, черт возьми, вы думаете, молодой человек, что и для других время не дорого так же, как и для вас? – воскликнул он. – Зачем вы заставляете меня повторять несколько раз одно и то же?
Спрашиваю вас: видите ли вы этак в миле отсюда нечто похожее на столб или, лучше сказать, на виселицу – на ней я желал бы видеть какого-нибудь рассеянного молодого человека повешенным в пример другим. У этого столба вы перейдете по мосту через большой поток и пойдете прямо до тех пор, пока дорога не разделится на две возле высокой кучи камней. Что за черт! Вы опять меня не слушаете.
Надобно сказать, что в эту минуту к нам приблизился всадник, на которого я обратил все внимание. Достаточно было одного взгляда, чтобы узнать в нем квакера. Небольшая серая лошадка, отлично выхоленная, жирная, с лоснящейся шерстью, доказывала, что человек, милосердный к своим ближним, кротко обходится и с животными. Весь его костюм обнаруживал изысканную опрятность, отличающую этих сектантов. Физиономия его была кроткая, располагающая, и произнеся обычное приветствие: «Желаю тебе, друг, доброго утра», он хотел, по-видимому, проехать так, чтобы не задеть никого из нас.
Но мой провожатый поставил свою лошадь поперек дороги, и квакер должен был или попасть в лужу, или взобраться на бугор, что, кажется, не входило в его расчеты. Поэтому квакер остановился и ожидал, пока мой спутник даст ему дорогу.
– Ну, друг Джоши, – сказал последний, – ты рано выехал сегодня утром. Не внушил ли Святой Дух тебе и твоим собратьям действовать несколько честнее и убрать сети, мешающие рыбе входить в реку?
– Нет, мой друг, – отвечал Джоши с твердостью, но без гнева, – ты не можешь надеяться на то, чтобы наши руки уничтожили устроенное нашими кошельками. Ты ловишь рыбу с помощью удочек и рогатин – мы ловим ее сетями. Каждый поступает, как ему удобнее, в пределах своей собственности, чтобы пользоваться дарами, ниспосланными Провидением. Поэтому я прошу тебя не искать с нами ссоры, ибо мы не желаем тебе ничего дурного.
– Будьте уверены, – отвечал мой спутник, – что я не потерплю оскорбления ни от кого, будь он в шляпе с узкими или широкими полями. Я скажу тебе прямо, Джоши Геддс, что ты и твои собратья употребляете незаконные средства для уничтожения рыбы в Солвее своими сетями и вершами; что мы, ловящие ее честно, как подобает порядочным людям, по примеру наших дедов и отцов, постепенно находим с каждым днем в этом занятии и меньше удовольствия, и меньше пользы. Не воображайте, что лицемерие может всегда обманывать. Весь мир знает вас, и мы вас знаем. Вы уничтожаете лососину, которой живут пятьдесят бедных семейств, и после этого произносите проповеди на своих тайных сборищах. Но не думайте, что это будет долго продолжаться; предостерегаю вас, что в одно прекрасное утро мы не оставим и следа от ваших сетей в Солвее, они просто уплывут с отливом, и считайте себя счастливыми, если кто-нибудь из вас не последует за ними.
– Друг, – возразил Джоши с принужденной улыбкой, – если бы я не знал, что ты думаешь не то, о чем говоришь, я сказал бы тебе, что мы находимся под покровительством законов этой страны и рассчитываем на это покровительство, хотя принципы наши и не позволяют нам отражать силу силой.
– Это лишь трусость и лицемерие! – воскликнул мой спутник, – это плащ коварства, прикрывающий жадность.
– Не говори «трусость», друг мой, – отвечал квакер, – ибо отваги необходимо иметь одинаково как для того, чтобы сносить, так и для того, чтобы сопротивляться. Беру в свидетели хоть этого молодого человека – в ком больше трусости, в вооруженном ли наместнике, совершающем несправедливость, или в беззащитной жертве, отважно терпящей это?
– Нечего мне больше говорить с вами об этом, – возразил мой спутник, который, словно уступая доводу Геддса, дал дорогу квакеру, – но я вас предостерег, и вы не думайте, чтобы своими красивыми словами вы заслужили прощение за дурные дела. Сети, употребляемые вами, противозаконны, они вредят нашему рыболовству, и, как бы то ни было, мы их уничтожим. Я сдержу свое слово, друг мой Джоши.
– Надеюсь; но это еще одна причина больше не говорить, что ты сделаешь то, чего делать не намерен; ибо я скажу тебе, друг, что хотя между тобой и нами такая же разница, как между львом и ягненком, однако я знаю, что у тебя достаточно львиного характера для того, чтобы не употреблять силы относительно тех, кто не оказывает ни малейшего сопротивления. По крайней мере, таков о тебе голос общественного мнения.
– Это покажет время. Но послушай, Джоши! Прежде, нежели расстанемся, я хочу предоставить тебе сделать доброе дело, стоящее двадцати проповедей. Вот молодой человек, которому отпущено мозгов столь экономно, что он снова заблудится в песках, если пойдет один, как это случилось с ним вчерашней ночью; не выведешь ли ты его на дорогу на Шеффердс-Буш – я никак не мог растолковать ему, как это сделать. Хватит ли у тебя, квакер, под маской добродушия достаточной доброты для оказания этой услуги?
