В этом трио было для меня одно только знакомое лицо, маленький плутишка Бенджи, который, окончив свою партию, одной рукой подносил ко рту большой кусок пирога, а в другой держал кружку пенистого пива: глаза его выражали радость запретного удовольствия, а на постоянно лукавом лице отражалась какая-то кротость.
В ремесле мужчины и женщины, сидевших с Бенджи, нельзя было ошибиться. Это был слепой музыкант и сопровождающая его проводница, бродящие от села к селу со своей скрипкой и добывающие себе кусок хлеба насущного. Его подруга сидела возле него в мужской шляпе, в мужской куртке и в юбке красного цвета. Но костюм этот, несмотря на бедность, отличался необыкновенной опрятностью. В ушах у нее были серебряные серьги.
Костюм бродячего музыканта тоже выказывал опрятность; на его шее был повязан довольно порядочный шелковый платок, из-под которого виднелась чистая белая рубашка. Длинная борода его рассыпалась на груди, а волосы едва начали седеть. К довершению портрета надобно прибавить, что полная верхняя одежда его стягивалась широким кожаным поясом, украшенным медными гвоздями, на котором висели кинжал, нож и вилка.
Но едва я успел рассмотреть трио, как собака Бенджи по кличке Гемп, насторожив уши и залаяв, побежала к тому месту, где я скрывался с намерением послушать новое пение. С приближением собаки, которая бросилась на меня, оскалив зубы, я приподнялся и прогнал ее палкой.
Плутишка, увидев меня, смутился было сначала, но рассудив, что мне сердиться на него нечего, что Симпсон, на котором он галопировал, принадлежал не мне, – выказал радость. Он уверил своих собеседников, что я знатный господин, с карманами, полными денег, и потом отрекомендовал мне слепца Вилли Стенсона, или Вилли Бродягу, как лучшего скрипача в окрестности…
Женщина встала и поклонилась, а Вилли Бродяга кивнул головой и прибавил:
– Мальчик говорит правду.
Я спросил его, из этого ли он кантона.
– Из этого кантона! – возразил слепец, – я из всех кантонов Шотландии и даже отчасти Англии, однако в известных случаях я здешний, ибо я со своей родины слышал шум приливов в Солвее. Не угодно ли вам послушать мою скрипку?
И он исполнил короткую прелюдию, которую варьировал с необыкновенным искусством. На лице его отражались гордость и удовольствие.
– Ну, что вы скажете о шестидесятидвухлетнем музыканте? – спросил он наконец.
Я выразил удивление и похвалу.
– Это старинная песня, – отвечал Вилли, – она не походит на вашу большую театральную эдинбургскую музыку, но годится для бродячего музыканта. А вот и другая.
И он сыграл прелестные вариации на новую тему.
Потом он сказал, что у него есть товарищ – вторая скрипка – Робин, который, однако, любит распивать пунши с контрабандистами и потому отлучается довольно часто.
Мы скоро сошлись, и я хотел пригласить бродячего музыканта в Маунт-Шарон, но опомнился, что квакер, конечно, не принял бы его приветливо. Тогда мне пришло в голову пригласить его в гостиницу Шеффердс-Буша, но музыкант отказался. Он объяснил, что его звали по соседству играть для танцев целую ночь, и проклинал пьянство и леность своего товарища, инструмент которого должен был носить с собой.
Тебе известно, Аллан, что я очень недурно играю на скрипке, и мне пришла одна фантазия.
– Хотите, я пойду с вами и заменю вам Робина, – сказал я, – а за то, что вы выдаете меня за своего товарища, дам вам пять шиллингов?
– Вы? Вы замените Роба? – воскликнул слепец с удивлением.
Тогда я взял скрипку и лихо сыграл бравурную арию.
Слепец только всплеснул руками.
– Меджи, – обратился он к своей подруге, – скажи мне, действительно ли это порядочный господин или это бродячий музыкант?
– Отвечаю тебе, что это знатный господин, – отвечала Меджи.
– А я ручаюсь, что ты в этом не знаешь толку. Дайте мне вашу руку, сосед, если можно.
Я исполнил его желание.
– Да, эта рука видела немного работы, – пробормотал он.
Потом старик ощупал мои волосы, лицо и платье.
– Да, волосы напомажены, – продолжал он, – сукно первый сорт и тончайшее белье. Как же вы полагаете, что вас могут принять за бродячего музыканта?
– У меня очень простой костюм, и вам легко выдать меня за молодого фермера, захотевшего повеселиться, а я удвою обещанную вам награду.
– К черту ваши деньги! – воскликнул бескорыстный музыкант. – Мне было бы приятно сыграть с вами какой-нибудь танец, но выдать вас за фермера, когда руки ваши не прикасались к плугу или заступу, – невозможно. Вы можете сойти за купеческого приказчика из Дамфриса или за странствующего студента. Но послушайте, если вы вздумаете обращаться по-свойски с девушками, которых встретите, то предупреждаю вас, что рыбаки не любят этого и не посмотрят на ваши джентльменские манеры.
Я обещал вести себя благоразумно, а чтобы задобрить Меджи, сунул ей в руку обещанную награду. Тонкий слух слепца уловил эту проделку.
– Стыдись, Меджи, – сказал он, – для тебя звук двух монет приятнее всякой музыки. Ступай к тетке Грегсон и жди меня завтра к одиннадцати часам утра, а если увидишь Робина, пошли его ко мне.
– Значит, я не пойду на танцы? – спросила Меджи с недовольным видом.
– А что тебе там делать? – отвечал слепец. – Танцевать всю ночь, чтобы назавтра у тебя болели ноги, когда нам необходимо будет пройти десять шотландских миль?
– Хорошо, Вилли, ты знаешь лучше, что делаешь. Но береги себя и помни, что ты незрячий.
– Позвольте, люди добрые! – воскликнул я. – Мне необходимо немедленно послать Бенджи в Маунт-Шарон, а если вы, Меджи, пойдете в Шеффердс-Буш, то как же я поведу слепого, когда сам не знаю местности?
– Значит, вы не знаете моего старика, сударь, – отвечала Меджи, – если воображаете, что ему нужен провожатый. Он сам наилучший проводник между Криффелом и Карлайлом: ему знакомы не только большие и проселочные дороги, но даже тропинки во всем Ничдейле.
– И можешь прибавить – во всей Шотландии, – сказал Вилли. – Вот первое разумное слово, Меджи, которое я услыхал от тебя сегодня. Я желал бы, чтобы была темная дождливая ночь, для того чтобы новый знакомый мог убедиться, что иногда слепой видит лучше зрячего; ибо я такой же надежный проводник во мраке, как и средь белого дня.
Написав карандашом одну записку Сэму, чтобы он привел мне к полуночи лошадь в указанное место, рассчитывая, что к тому времени танцы кончатся, а потом другую записку квакеру, извиняясь за временное отсутствие, я поручил Бенджи отнести их.
Когда собрались расходиться в разные стороны, Меджи сказала мне:
– Если вы хотите скоротать путь, то попросите Вилли рассказать вам какую-нибудь историю. Он мастерски говорит, словно священник с кафедры, да он и сам мог бы быть священником, если бы…
