– Я уеду тотчас же, только схожу попрощаться с мистером Гросби. Что касается контрабандистов, то я не таможенный и не акцизный чиновник. Я не боюсь ничего, и если они не станут меня беспокоить, то, конечно, я не буду трогать их первым.
Собеседники отправились в комнату хозяйки, где их ожидал чай. Аллан, однако, сидел недолго: выпив чашку, он распрощался и отправился в свою гостиницу, а вскоре на наемной лошади выехал в Аннах.
Нельзя сказать, чтоб мысли его были спокойны: он не мог скрыть от себя, что отдавался сам, может быть, даже слишком смело, в руки разбойников, людей, способных на все; ибо нельзя было предположить, чтобы человек в обстоятельствах Редгонтлета мог иметь других товарищей.
Но Аллан имел еще и другие основания тревожиться: он очень хорошо заметил многие условные знаки, которые делали друг другу мистер Гросби и лэрд Максвел. Кто знает, что было на уме у этих людей?
Аллан Файрфорд был, однако, настойчив и, несмотря ни на что, решил отыскать Дарси Летимера.
Через два часа он прибыл в небольшой городок Аннах, лежащий на берегу Солвея. Было около десяти часов. Солнце уже зашло, однако еще не наступили сумерки. Приехав в лучшую гостиницу и велев отвести лошадь в конюшню, он спросил адрес старика Тома Тромболя и немедленно получил его.
Аллан старался выведать у своего молодого проводника что-нибудь об этом господине, но услышал общие выражения «очень честный, почтенный человек, на хорошем счету».
Наконец они подошли к весьма приличному дому, стоявшему в некотором отдалении, ближе к морю. Тут же находилось еще несколько домов, за которыми шли сады и разные деревенские постройки.
Внутри слышалось пение псалма на шотландский мотив.
– Они на молитве, – сказал проводник таким тоном, из которого можно было заключить, что хозяин не примет до окончания молитвы.
Аллан, однако, постучался. Пение немедленно прекратилось: сам Тромболь с Псалтырем в руке вышел к двери. Это был обыкновенный человек, казалось, весьма миролюбивый.
– Я вам нужен? – спросил он у Аллана, проводник которого удалился. – Мы были заняты: сегодня ведь канун субботы.
Это до такой степени изумило Файрфорда, который ожидал встретить совершенно другого человека, что он спросил, с мистером ли Тромболем имеет честь говорить.
– С Томасом Тромболем, – отвечал старик. – Но какое же может быть у вас дело ко мне?
И Тромболь, взглянув на книгу, глубоко вздохнул.
– Знаете ли вы мистера Максвела?
– Имя мне знакомо, но я не имею никаких с ним сношений. Это папист, говорят.
– А между тем он послал меня к вам. Нет ли в городе другого Тромболя?
– Нет, с тех пор как небу угодно было отозвать моего родителя. Это был свет Израиля. Желаю вам покойной ночи, сударь.
– Позвольте на минуту. Дело идет о жизни и смерти.
– Каждый должен сложить бремя своих грехов, – отвечал старик, собираясь затворить двери.
– Знаете вы лэрда Редгонтлета?
– Спаси меня Господи от измены и возмущения! – воскликнул Тромболь. – Молодой человек, я живу здесь с людьми, разделяющими мое убеждение, и не знаюсь ни с якобитами, ни с папистами.
– Редгонтлета называют иногда мистером Геррисом Берринсуорком. Может быть, это имя больше вам знакомо?
– Вы не слишком вежливы, друг мой, – отвечал Тромболь. – Честным людям достаточно заботы о сохранении своего доброго имени. Я не имею ничего общего с теми, кто носит двойное. Покойной ночи, друг.
Старик хотел уже затворить двери, как Аллан спросил:
– По крайней мере, не можете ли вы сказать мне: светит ли луна?
Старик вздрогнул и внимательно посмотрел на своего собеседника.
– Не настолько ясно, чтобы выгружать товары, – ответил он.
– Тогда к черту абердинские календари!
– Какого же дьявола было терять время! – воскликнул Тромболь. – Разве вы не могли заговорить так сразу? И еще на улице. Пойдемте поскорее в комнату.
Старик ввел Аллана в теплые сени, и, просунув голову в комнату, где, по-видимому, собрано было много народу, сказал громко:
– Малахия! Меня требует очень спешное дело. Возьмите книгу, пропойте 119-й псалом и прочтите главу из «Плача Иеремии». Послушайте, Малахия, – прибавил он шепотом, – займите их до моего возвращения, а иначе эти безрассудные люди выйдут, разбегутся по кабакам, потеряют драгоценное время и упустят, может быть, утренний прилив.
Тромболь запер дверь на ключ и пробормотал:
– Запертое – более безопасно.
Посоветовав Аллану идти осторожно, он провел его через дом в сад, по аллее, по которой они достигли конюшни на три стойла, где стояла лишь одна лошадь, которая и заржала.
– Тс! – сказал Тромболь, бросив ей несколько горстей овса.
Совсем уже смеркалось. Затворив дверь конюшни, старик зажег с помощью фосфора фонарь и поставил его на ларь с овсом.
– Мы здесь одни, – сказал он, – и раз вы уже потеряли много времени, то и объяснитесь скорее.
– Я пришел просить вас доставить мне средство передать лэрду Редгонтлету письмо мистера Максвела.
– Гм! Снова затруднение. Максвел, как видно, никогда не исправится. Покажите мне письмо.
Он заботливо осмотрел его, поворачивая во все стороны, в особенности приглядываясь к печати.
– Все в порядке, – сказал старик, возвращая письмо, – и на нем даже есть особенный знак крайней необходимости. Вы ведь нездешний?
Аллан утвердительно кивнул головой.
– Вы мне рекомендованы особо, и я вам должен найти проводника: мы, впрочем, сейчас отыщем его сами.
Тромболь поставил фонарь, подошел к столбу, надавил пружину, и в полу пред ними открылась опускная дверь.
– Следуйте за мной, – сказал старик, спускаясь в подземелье.
Аллан не без некоторой тревоги последовал за своим провожатым.
Сперва они вошли в огромное помещение, наполненное бочонками с водкой и другими контрабандными товарами. В отдаленном углу мерцал свет, и по особенному свисту Тромболя двинулся с места и начал приближаться человек с потайным фонарем.
– Отчего ты не пришел на молитву, Рутледж? Разве ты забыл, что сегодня канун субботы?
– Сегодня нагружают «Дженни», и я остался сдать товары.
– Резон. Значит, «Дженни Прыгунья» снимается с якоря?
– И идет в…
– Я не спрашиваю вас об этом, Рутледж. Слава богу, я не знаю, ни куда она идет, ни откуда приходит. Я честно продаю товары, в остальном умываю руки. Но мне хотелось бы знать, находится ли в настоящую минуту по другую сторону границы тот, кого называют Лэрдом Озер Солвея.
– Да, лэрд немножко моего ремесла, как вам известно, немного контрабандист. Есть против него один акт, но это вздор! Он переправился через пески после разгрома квакерского рыбного завода. Но позвольте – одни ли мы?
