– Я не понимаю, – сказал Аллан, подумав немного, – как я могу освободить друга, не прибегая к властям. Если я передам это письмо лэрду Редгонтлету, я разделю только участь Дарси Летимера.
– А если обратитесь в суд, молодой человек, вы погубите двух человеколюбивых девиц, которым обязаны жизнью. И без того шпионы следят за этим домом. Я даю вам час на размышление. Вы увидите лэрда Редгонтлета, которому я напишу, со своей стороны, и посодействую освобождению вашего друга. Все это, впрочем, с условием, что вы не будете обращаться к властям.
– А если я не соглашусь?
– В таком случае для безопасности всех партий вы останетесь несколько лишних дней в Файрлэди, ибо мы имеет средство удержать вас силой. Но арест ваш будет короток, потому что подобный порядок вещей не может долго продолжаться.
И отец Бонавентура вышел.
Оставшись один, Файрфорд начал обдумывать свое положение и пришел к тому выводу, что для него удобнее всего было бы, заручившись ходатайством отца Бонавентуры, увидеться с Лэрдом Озер и добиться освобождения друга.
Приняв подобное решение, он нетерпеливо начал ожидать условленного времени. Но ожидание его было непродолжительным: одновременно с боем часов явился старик слуга и пригласил его следовать за собой. Они прошли целым лабиринтом коридоров, какие существовали в древних замках, и проводник ввел его в небольшую, но хорошо убранную комнату, в которой не было недостатка ни в каких удобствах. Отец Бонавентура лежал на диване, как человек усталый и нездоровый. Возле него на маленьком столике лежал католический молитвенник и стояли склянка с лекарством и фарфоровая чашка. Слуга не последовал за Алланом в комнату, но поклонился низко и затворил осторожно двери.
– Садитесь, молодой человек, – сказал отец Бонавентура с той снисходительностью, которая уже раз удивила и почти оскорбила Файрфорда, – вы были больны, а болезнь требует снисхождения. На что же вы решились: ехать или оставаться?
– Ехать, – отвечал Аллан, – с условием, что вы поручитесь за мою безопасность относительно этого странного человека, который так незаконно поступил с моим другом.
– Не судите столь поспешно, сударь. Редгонтлет имеет права опекуна над этим человеком. Он волен назначить ему местопребывание, хотя и мог бы избрать более законные средства для этого.
– Положение, в котором он находится в качестве обвиненного в государственной измене, лишает его всех этих средств.
– Без сомнения, – сказал отец Бонавентура, улыбаясь живости молодого адвоката, – в глазах тех, кто признает справедливость этого суждения, но я этого сделать не могу. Что бы там, впрочем, ни было, вот мое ручательство; прочтите – и вы убедитесь, что на этот раз не повезете предательского письма. Файрфорд прочел следующее:
«Любезный друг.
Посылаем вам молодого человека, который желает знать, в каком положении находится ваш питомец с тех пор, как попал под вашу отеческую власть, и просит вас возвратить свободу Дарси Летимеру. Мы рекомендуем вам эту благоразумную меру, открыто порицая все насильственные действия, когда можно обойтись без них: вот почему желателен был бы благоприятный исход этого поручения. Во всяком случае, податель этого письма получил наше слово, гарантирующее его безопасность и свободу; постарайтесь, чтобы наше обещание было строго выполнено, если вам дорога наша честь и ваша собственная. Сверх того, мы желаем иметь свидание с вами в возможно скорейшем времени, поэтому приезжайте к нам немедленно. Дружески вам кланяемся.
О. Б.»
– Понимаете, сударь, – сказал отец Бонавентура, когда Аллан окончил чтение, – что, принимая это письмо, вы обязаны подождать результата, прежде чем прибегните к так называемым законным средствам для освобождения вашего друга.
– Здесь есть небольшая шифрованная приписка, – заметил Аллан, – могу ли я спросить, что она заключает в себе?
– Она касается моих частных дел и никак не относится к вашим.
– А между тем естественно предполагать…
– Не предполагайте ничего несовместимого с моей честью, сударь. Когда подобный мне человек оказывает снисхождение, он должен ожидать, что его примут с признательностью или откажут с уважением. Здесь не может быть места ни вопросу, ни претензии.
– Принимаю ваше письмо, – сказал Файрфорд после минутного молчания, – и признательность моя будет безгранична, если я достигну результата, на который вы подаете мне надежду.
– Один Бог распоряжается земными событиями; человек употребляет только средства. Но повторяю, вы должны дожидаться решения лэрда Редгонтлета, прежде чем прибегните к правосудию.
– Обязываюсь и даю честное слово.
– Довольно. Я вам верю. Теперь я скажу, что ночью я посылал нарочного за Редгонтлетом, который должен явиться в одно место в нескольких милях отсюда, где ему неудобно совершить какое бы то ни было насилие над вами или над вашим другом, если бы он был настолько безрассуден, чтобы последовать совету мистера Максвела, вместо того чтобы повиноваться моим приказаниям. Теперь мы понимаем друг друга.
И отец Бонавентура протянул руку Аллану, но в тот самый момент, когда последний собирался пожать эту руку, он отдернул ее мгновенно. Вслед за этим маленькая дверь, скрытая обоями, отворилась, и в комнату вошла дама. Но это не была одна из мисс Артуре, а женщина в цвете лет и красоты, большого роста, стройная и немного полная, со светло-русыми волосами и большими голубыми глазами, исполненная величия. Полнота не уменьшала грации. Ей могло быть около тридцати лет. Походка ее была величественной.
Отец Бонавентура резко встал с дивана, словно приход ее причинил ему неудовольствие.
– Что это значит, сударыня? – спросил он почти строгим тоном, – чем мы обязаны вашему посещению?
– Потому что мне было так угодно, – отвечала дама спокойным голосом.
– Вам так угодно! – повторил недовольный отец Бонавентура.
– Мне так угодно, – отвечала незнакомка, – и мое желание всегда идет рядом с моей обязанностью. Мне сказали, что вы нездоровы. Надеюсь, что одно только это дело удерживает вас в этом уединении.
– Я здоров, совершенно здоров, и очень благодарен за ваше внимание. Но мы не одни, и этот молодой человек…
– Этот молодой человек, – сказала дама, серьезно глядя на Аллана, словно впервые заметила его. – Могу ли я спросить – кто он?
– В другое время, сударыня. Когда он уедет, вы узнаете его историю. В его присутствии я не могу сказать более.
– После его отъезда, может быть, будет поздно. Да и что мне до его присутствия, когда дело идет о вашей безопасности! Это еретик-адвокат, которого две дуры мисс Артуре приняли в свой дом в минуту, когда не должны были впускать родного отца! Конечно, вы его не отпустите?
– Я уже отпустил его – это решено. Ваше нескромное рвение, как бы ни был похвален его повод, одно может сделать ситуацию опаснее, прибавив новый риск.
