– Все кончено, – сказал он, когда Лэрд Озер подошел к нему, – и имя якобита не послужит теперь к составлению партии. Но если вам наскучит жить на чужбине и вы захотите примириться, дайте мне знать… Только ваш кипучий характер мешает вам получить амнистию.
– И с этих пор я не буду иметь в ней надобности; я уезжаю из Англии и никогда не увижу ее… Но я не прочь, чтобы вы услышали мое прощание с моим семейством. Племянник, подойди! Скажу тебе в присутствии генерала Кемпбла, что, хотя и всю жизнь я желал воспитать тебя в политических мнениях, подобных моим, но теперь очень рад, что не преуспел в этом. Ты поступишь на службу к царствующему государю, не имея нужды изменять присяге, что, – прибавил он, взглянув на товарищей, – не так, кажется, трудно для честных людей, как я воображал; но в этом мире одни носят знаки верноподданничества на одежде, а у других оно запечатлено в сердце. Ты вступишь во владение имением, которого не могла конфискация лишить твоего отца; ты получишь все принадлежавшее ему, кроме его благородной шпаги, – прибавил Редгонтлет, взявшись за эфес, – ибо никогда она не обнажится за Ганноверский дом, а так как я никогда не буду носить оружия, то и схороню ее в глубинах моря. Да покровительствует тебе Господь, молодой человек! Если я обращался с тобой сурово, прости меня. Все мои желания стремились к одной цели: Бог видит, что тут не было эгоизма, а видя теперь, как окончились все мои замыслы, я сознаю, что я справедливо наказан за неразборчивость в средствах, с помощью которых я надеялся достигнуть успеха. Прощай и ты, племянница, и да покровительствует тебе небесный Владыка.
– Нет, дядя, – сказала Лилия, схватив с горячностью его руку, – вы были моим покровителем, и вы теперь в горести. Позвольте мне быть вашей спутницей, вашей утешительницей в изгнании.
– Благодарю тебя, дочь моя, – отвечал Редгонтлет, – благодарю за любовь, которой почти не заслуживал. Но этого не может и не должно быть. Я поселяюсь в чужом доме. Если я оставлю его прежде, чем покину землю, то лишь для того, чтобы перейти в дом Божий. Прощай еще раз! Прощайте, дети мои! Надеюсь, роковой знак дома Редгонтлетов исчезнет, – прибавил он печально, – потому что настоящий представитель его принадлежит к стороне победителя. Если она и окажется когда-нибудь побежденной, я уверен, что Артур не изменит ей.
Несчастный Карл Эдуард последний раз попрощался со своими смущенными сторонниками. Он подал знак Редгонтлету, который помог ему сесть в шлюпку. Генерал Кемпбл также подал ему руку, ибо все остальные находились в сильном волнении, чтобы подумать об этом.
– Благодарю вас за эту последнюю вежливость, генерал, – сказал Претендент. – Вы научили меня правилу, по которому человек на эшафоте прощает своему палачу и даже чувствует к нему доброе расположение. Прощайте!
Шлюпка начала медленно удаляться от берега. Доктор Оксфордского университета громко призывал благословения на отъезжавшего, и в таких выражениях, которые Кемпбл, по своему великодушию, не хотел порицать тогда или припомнить после. Говорят даже, что он не мог не присоединить своего голоса к голосам, произнесшим: «Аминь» на пустынном берегу.
Глава XX. Заключение
(Письмо доктора Драйдаста к автору «Уэверли»)
Мне чрезвычайно прискорбно, достойный и уважаемый друг, что, несмотря на тщательные поиски, я не мог открыть в форме писем, журналов или других источников больше подробностей о Редгонтлетах, кроме тех, которые уже вам сообщил. Но я нашел в старой уайтхоллской газете, которой у меня, к счастью, есть полная коллекция, что сэр Артур Дарси Редгонтлет был представлен покойному королю генерал-лейтенантом Кемпблом.
Я убедился также из брачного контракта в семейном архиве этой фамилии, что через полтора года после описанных вами событий мисс Лилия Редгонтлет вышла замуж за адвоката Аллана Файрфорда из Клинкдаллера. Я полагаю, можно на этом основании заключить, что это тот самый индивидуум, имя которого часто встречается в вашем рассказе.
Могу вам сказать также, что во время моей последней поездки в Эдинбург мне случилось встретить старого клерка, от которого я добыл очень интересные сведения с помощью бутылки виски и полфунта табака. Он отлично знал Питера Пибля и осушил с ним не одну кружку. Он мне рассказывал, что Пибль жил еще десять лет после восшествия на престол короля Георга III, каждый день надеялся выиграть свой процесс и наконец скоропостижно умер в то самое время, когда ему предложили соглашение. Этот клерк знал также слепца Вилли Стинсона, известного более под именем Вилли Бродяги, который мирно окончил дни в доме сэра Артура Дарси Редгонтлета.
Относительно сэра Гуго Редгонтлета, о котором вы просите более подробных сведений, я узнал от почтенного человека, бывшего настоятелем шотландского монастыря в Ратисбонне, что он прожил два или три года в доме Претендента и оставил его вследствие каких-то возникших между ними разногласий. Он вступил в монастырь, и последние свои годы посвятил религии, о которой прежде не заботился, занимаясь политическими интригами. Он дошел до приорского сана в каком-то чрезвычайно строгом ордене. Его посещали иногда соотечественники, заезжавшие в Ратисбонну. Замечали, однако, что, когда речь заходила об Англии или Шотландии, то, хотя он и слушал внимательно, однако не поддерживал разговора, никогда не говорил по-английски, не расспрашивал о делах Великобритании, и тем более о своем семействе.
Он до самой смерти постоянно носил под платьем на шее серебряный медальон с локоном волос, вероятно, с головы брата, казненного как сторонника дома Стюартов в 1746 году, и девиз «Haud obliviscendum
[13]», который доказывал, что отец Гуго даже в тишине монашеской кельи не забывал того, что претерпел дом Редгонтлета.
Серия исторических романов
В. Скотт Опасный замок. Редгонтлет
В. Соловьев Волхвы. Великий розенкрейцер
Э. Орци Лига Красного Цветка
М. Волконский Кольцо императрицы
Д. Мережковский Петр и Алексей
М. Линдау Яд Борджиа
Т. Мильке Гильгамеш
Ю. Тынянов Смерть Вазир-Мухтара
В. Гюго Человек, который смеется
Д. Мордовцев Двенадцатый год
