Однако дело было совсем не в том. Полк оказался аккурат на пути отступающих танков Клейста. Они с ходу смяли охранение и ворвались в деревню. Прямой наводкой били по домам, косили из пулеметов.
Полк состоял из опытных, обстрелянных солдат, но нападение было неожиданным и силы неравны. Полковая артиллерия, пушки-сорокапятки погибли под гусеницами в первые минуты боя. Солдаты и офицеры, кто уцелел, бросились из деревни в близлежащий глубокий овраг.
Оставшиеся три сотни бойцов к утру вырыли по склону окопы. А сверху по дороге шли и шли немецкие танки, колесная техника, пехота. И так один день, второй, третий…
Танки, к счастью, в крутой овраг спуститься не могли, а солдат в атаку, под огонь немцы бросать почему-то не хотели – сами ведь отступают, время терять не хотят. Да и понимали, что три сотни оставшихся от полка просто так жизни свои не отдадут. Иногда бросали гранаты, постреливали сверху, и в дорогу.
На третьи сутки сидения на морозе командир полка принял решение уходить. Ночью выбрались из оврага и поползли подальше от дороги, от немецких колонн.
«История, конечно, далеко не героическая, – признается Александр Андреевич, – не такая, как в книжках пишут, но что было, то было».
Вышли из того оврага не только живые, но вынесли раненых и погибших товарищей. Знамя, как мы уже сказали, сохранили. Вскоре полк пополнили бойцами из Сибири, и он продолжал воевать. Наступали, отходили, вновь попадали в окружение, выходили из него, а 18 февраля 1943 года – освободили Ростов-на-Дону. И пошли дальше.
Летом 248-я стрелковая дивизия заняла исходные позиции южнее Матвеева кургана на левом берегу реки Миус. На противоположном берегу гитлеровцы устроили так называемый «Стальной пояс» – глубоко эшелонированную оборону протяженностью в 100 километров и глубиной до 30 километров.
Геббельс с гордостью вещал, что теперь граница Германии на востоке будет проходить по реке Миус.
«Немцы на этом рубеже, – вспоминал Хоменко, – действительно проявили весь свой военно-строительный гений. По холмам реки протянулись четыре линии обороны, глубиной под три десятка километров, связанные между собой ходами сообщений. Впереди – ряды колючей проволоки, противотанковые ежи, земля донельзя напичкана минами всевозможной конструкции, при этом минные поля управляемые. На холмах по всему фронту – доты и дзоты, во всю глубину обороны понапиханы пулеметные гнезда, плюс еще “крабы”, своего рода кочующие глухие доты из стали – прочие смертоубийственные штуки. И вот этот “Стальной пояс” надо было проломить».
19 августа 1943 года наступление началось с артподготовки. Два часа мины и снаряды летят через головы пехотинцев. То и дело на немецкие позиции пикируют штурмовики. Кажется, на переднем крае фашистов и в живых-то никого не осталось. Но это только кажется. Немецкие артиллеристы отвечают весьма метко и эффективно.
Фронт наступления полка вместо двух километров сжат до трехсотметрового участка. Бойцы в окопах сидят плечо к плечу.
Но вот звучит команда, пехотинцы поднимаются из окопов. Впереди река. Батальоны форсируют ее вброд и дальше карабкаются на крутой берег. Главная задача – овладеть высотой, обозначенной на картах цифрами 136,0. Солдаты прозвали ее «Черным вороном». И надо признать, весьма метко. Тяжелейшие, кровавые бои разгорелись у этой горы. Только начштаба Хоменко докладывал, что дошли до такой-то «точки», как немцы отбрасывали их назад. Вновь полк собирается с силами и теснит фашистов. Неспроста при очередном докладе комдив в сердцах бросает в трубку: «С вашими докладами вы уже должны быть в Берлине».
Погибнуть в такой обстановке – раз плюнуть. Вот лишь один из эпизодов. Укрывшись в воронке от снаряда, Александр по полевому телефону отдает команду артиллеристам. Подле него находится связист и еще несколько солдат. И вдруг совсем рядом, метрах в семи – восьми, из соседней воронки появляется фашист с безумными глазами. Как в замедленном кино, не торопясь размахивается и бросает гранату. Она падает у ног Хоменко. Тот быстро подхватывает ее за длинную деревянную ручку и возвращает владельцу. Слышится взрыв, и тело немца подбрасывает над землей. Начштаба вновь хватает трубку телефона…
Потом в представлении на орден Александра Невского комдив отметит: «Получив боевой приказ на наступление, 18 августа 1943 года капитан Хоменко А.А. сосредоточил полк на исходный рубеж у реки Миус, и 19 августа первым форсировал ее. Батальоны под его командованием атаковали переднюю линию обороны противника, которая обустраивалась два года…
В процессе рукопашной схватки было уничтожено до батальона пехоты противника и отбито 10 контратак».
Словом, «Стальной пояс» удалось проломить. Потери были огромные. Но оставшиеся шли вперед, и вместе с ними начштаба полка капитан Александр Хоменко.
Новогодний «подарок»
…Накануне нового 1944 года полк стоял под Никополем. Однако настроение у Хоменко было совсем не праздничное. Только что уехала из их дивизии специальная комиссия, которая, по сути, не дала ему возможности вернуться в авиацию. Вот уж воистину говорят: нельзя дважды войти в одну и ту же реку.
Дело в том, что к 1944 году самолетов у нас уже было достаточно: сами их успешно собирали, да и союзники по ленд-лизу поставляли, а вот летных специалистов не хватало. Вспомнили о тех, кого в 1942 году опустили с небес на землю и отправили в пехоту. Вышел приказ Верховного Главнокомандующего вернуть летчиков и штурманов в авиацию.
Александр с большой радостью составил списки выживших в нещадных боях летчиков, разумеется, включив и себя. Более того, один из членов комиссии и должность ему уже соответствующую подобрал: начальника штаба штурмового авиационного полка. Как тут было не порадоваться.
Однако, как мудро говорят в народе, не говори «гоп», пока не перепрыгнешь… Командир дивизии генерал-майор Николай Галай, который был членом этой комиссии, уперся как бык, сказал, что авиация без Хоменко обойдется, а вот пехота – никак. С одной стороны, вроде лестно, что начальство ценит, но с другой – очень обидно. А тут еще в полку постоянные потери: немцы занимают господствующие высоты, и с них ведут прицельный огонь. Каждый день то раненый, то убитый.
«Языка» добыть не удавалось. Разведчики ползали за линию фронта, да ни с чем возвращались. А немцы, судя по всему, вели перегруппировку сил. В общем, «язык» нужен был до зарезу.
Наступило 31 декабря. Командир полка убыл в штаб дивизии якобы на совещание, а на самом деле – встречать Новый год. За себя оставил Хоменко. Словом, настроение паршивое, хуже некуда, и вдруг звонок одного из комбатов: в результате грамотных и смелых действий его подразделения захвачен «язык». Не иначе новогодний подарок!
Оказалось, произошел во многом комичный случай. Противостоящая немецкая дивизия, порядком потрепанная в боях, из-за нехватки бойцов перебросила на передовую «тыловиков». В их числе оказался и подслеповатый чертежник из штаба артиллерии. Его посадили в окоп боевого охранения, показали, откуда могут пойти советские, и приказали, если что, стрелять. Толку-то от очкарика никакого, но, может, с перепугу хоть сигнал тревоги вовремя подаст. Вот он и сидел в темноте и холоде в своем окопчике в новогоднюю ночь.
