Шана продолжала барабанить пальцами по столу.
– Но на самом деле мы ничуть не близки, ведь так? Суть в том, что ты страдаешь от диссоциального расстройства личности. Я для тебя не существую, так же как суперинтендант МакКиннон, местные охранники или другие заключенные. Ты никогда не сможешь любить меня, заботиться обо мне. Ты не можешь испытывать этих чувств, подобно тому как я не могу испытывать боли. У нас обеих есть свои особенности, мне давно уже пора с этим смириться. Прощай, Шана.
Я отодвинула свой стул и встала.
Когда сестра наконец заговорила, голос ее звучал так низко, что скорее напоминал рычание, чем человеческую речь:
– Ты чертова идиотка!
Я уже подошла к двери.
– Он попросил меня заботиться о тебе! Вот что папочка сказал в тот день. Полицейские сирены уже завывали на всю улицу. Тогда папочка разделся и забрался в ванную, сжимая в руке этот гребаный аспирин. Он улыбался. Представляешь, лыбился, передавая бритву матери. Я испугалась, Аделин. Мне ведь было всего четыре. Мама плакала, за дверью кричали какие-то люди, а отец все улыбался, улыбался и улыбался. Даже я понимала, что ничего хорошего эта его улыбка не сулит.
«Позаботься о малышке, – сказал он мне, забравшись в ванну. – Что бы ни случилось, помни: ты ее старшая сестра и обязана ее защищать. Поверь мне, Шана, жизнь без семьи не имеет абсолютно никакого смысла». А затем он протянул руки к матери, и она той самой бритвой вскрыла ему вены…
Люди, которые кричали снаружи, взломали входную дверь. До этого они стучали, звонили в звонок, просили открыть, но папочка был слишком занят своей смертью, а мамочка – его убийством, я же просто не знала, что делать. Я не знала, что делать, Аделин. Я была всего лишь маленьким напуганным ребенком, в то время как все взрослые слетели с катушек, как и весь окружающий мир.
Потом я услышала, как ты плачешь, хотя раньше из тебя и слезинки было не выдавить. Ты сидела в шкафу, и из твоих больших темных глаз градом лились слезы. Ты права, Аделин. Отец с матерью боялись тебя. Но только не я. Я открыла шкаф, взяла тебя на руки и крепко к себе прижала. Ты перестала плакать, а затем посмотрела на меня и улыбнулась. И тут распахнулась дверь, и в дом вбежали полицейские. «Закрой глаза, – прошептала я тебе на ухо. – Просто закрой глаза, не бойся. Я позабочусь о тебе. Мы же с тобой сестры, а жизнь без семьи не имеет абсолютно никакого смысла».
В тот день… я не хотела тебя ранить. Я всего лишь сделала то, чему меня научили, а они забрали тебя, и я осталась совсем одна. Ты даже не представляешь, Аделин, насколько мне было одиноко. Но я тебя не забыла. Я не забыла данное папочке обещание, поэтому и нашла тебя, чтобы за тобой присматривать. Ты моя младшая сестра, поэтому я должна тебя защищать. Я дала обещание, и что бы ты обо мне ни думала, я всегда была человеком слова.
Голос Шаны затих. Я все еще стояла у двери, но теперь мой взгляд был прикован к сестре. Лицо ее выражало эмоции, которых раньше я у нее не замечала. Она была не только серьезной, но и искренней.
– Ты в сговоре с убийцей, – тихо сказала я.
– Каким образом? Чтобы иметь контакт с внешним миром, мне бы понадобилась помощь кого-либо из местных. Но здесь меня терпеть не могут, и мы обе это знаем.
– Тебе многое известно. Скажем, цвет моей новой кофты.
– Я просто наблюдательная. Неудивительно после тридцати лет одиночества. Я увидела на твоей рубашке несколько ниток, они ярко выделялись на сером фоне. Логично, что до этого у тебя поверх была надета пурпурная кофта, которую тебе пришлось снять из-за дурацких правил. Я здорово… разозлилась. Это место даже тебя делает какой-то депрессивной.
– Сто пятьдесят три, – проговорила я.
Сестра вздохнула и опустила лицо вниз.
– Я все помню, – прошептала она. – Может, это и к худшему, но я все помню. Если бы я только могла так просто забыть… Я стала искать информацию о нашем папочке уже в довольно взрослом возрасте. Понимаешь, меня мучила жажда крови. Постоянно. Мне везде мерещилась кровь… ее запах, вкус… В голове роились страшные картины убийств… Только это были не обычные фантазии. Скорее, это были… воспоминания. Во всем виноват отец, Аделин, он меня разрушил изнутри. И дело тут не только в генах. Я его вылитая копия. Папочка умер, а его дух вселился в меня. Вот почему я решила узнать о нем побольше. Я отправилась в библиотеку и прочла каждую статью, где упоминалось его имя. В его коллекции было сто пятьдесят три полоски человеческой кожи, сохраненной в банках из-под джема. Согласись, неплохо для дела всей жизни.
– Но Убийца с розой…
– Явно копирует нашего папочку. И словно выполняет домашнее задание. Уж коли ты считаешь себя учеником мастера, надо отдать ему дань уважения.
– Ты говоришь, что не контактируешь с убийцей. Ты просто… думаешь как он? Ну или как она.
Шана улыбнулась:
– В это трудно поверить?
– Ты знала заранее, что Убийца с розой вчера кого-то убьет?
– Точной даты я не знала, но рано или поздно это должно было случиться. Как только ты осознаешь свои возможности… бороться с собой становится все труднее.
– Так убийца все-таки мужчина или женщина? Скажи мне, раз уж ты у нас такой эксперт.
Сестра пожала плечами:
– Понятия не имею, я об этом еще не думала. Убийцами обычно становятся мужчины. Не все женщины, знаешь ли, могут быть так же хороши, как я.
Я пристально посмотрела ей в глаза:
– Может, это и есть ты. Снова взялась за старое.
Но Шана покачала головой:
– Неа. Я тут ни при чем. Столько лет я уже гнию взаперти, за решеткой. Меня и не помнит никто…
– Чарли Сгарци…
– Заносчивый кусок дерьма. Каким был, таким и остался. Брось, Аделин, никому нет до меня дела. Но ты… Тебя убийца знает. Ты дочь его кумира, симпатичная успешная женщина. А невосприимчивость к боли придает тебе дополнительный шарм. Наверняка он уже все про тебя узнал. Возможно, даже наведался к тебе в офис и пронюхал, где ты живешь. Держу пари, что он уже побывал в твоей спальне и лапал подушку, на которой ты спишь. Убийца прикидывается курьером, сотрудником охранной фирмы – в общем, кем-то настолько неприметным, что за все эти недели и месяцы ни разу не вызвал ни у кого подозрений. Зато он знает тебя, Аделин. Он или она, не важно. Убийца с розой изучает тебя, наблюдает, он тобой буквально одержим. Неудивительно. Все-таки ты дочь Гарри Дэя, которая чудесным образом не чувствует боли. Ты для него – как валерьянка для кота. Конечно, он так просто не отступится.
Я почувствовала, как по спине пробежал холодок.
– Но и я тебя знаю, – продолжила сестра будничным тоном. – И я понимаю, что на самом деле невосприимчивость к боли сделала тебя уязвимой. Ты никогда не училась самообороне, не занималась спортом, ведь это было бы очень рискованно. Ты не знаешь, как обращаться с ножом, никогда не держала в руках пистолет и даже по лицу ударить нормально не сможешь. Ты не способна себя защитить, Аделин. Я знаю это, и убийца, уверена, тоже.
