– Работа у нее все равно останется. Только вдобавок Джоди еще и озвереет от злости. Давай лучше выждем и используем наш козырь, когда придет время.
Фрэнк обрадовался. Он с удовольствием помог бы Линде, но его ждала собственная работа. Если в ближайшее время не уничтожить вирус, придется искать другой компьютер, загружать в него резервные копии и пробовать восстановить сегодняшние данные.
– Когда будет модный показ? – Фрэнк с ухмылкой ткнул в коробку с формой.
– Отстань, – посоветовала Линда.
Он со смехом повернулся к компьютеру.
* * *
– Стройся!
Ученики, словно вышколенные новобранцы, быстренько выстроились в ряд вдоль стены музыкального кабинета и застыли – ноги вместе, руки прижаты к бокам. Такое построение стало уже традицией на некоторых уроках, оно повторялось несколько раз на дню, и школьники выполняли все четко.
Мистер Карр прошелся вдоль шеренги, сложив за спиной руки с указкой. При его приближении кое-кто из оркестрантов вздрагивал. Мистер Карр использовал указку не только для дирижирования.
– У вас блуза не заправлена, мисс Кеннеди.
Регина Кеннеди поспешно заправилась.
– Застегните молнию, мистер Палуа.
Орландо Палуа застегнулся.
– На вас форменный бюстгальтер? – Учитель остановился возле Кристи Фам.
– Да, мистер Карр. – Девушка нервно кивнула.
– Покажите.
Кристи расстегнула блузку, продемонстрировала оранжевый бюстгальтер.
– Первый размер?
– Да, мистер Карр, – смущенно подтвердила Кристи.
С легкой улыбкой он прошествовал дальше. Остановился вновь – в конце ряда, перед Джимом Дадли, который вызывающе уставился на мистера Карра. Они стояли, глядя друг другу в глаза целую вечность. Джим не пожелал отвести взгляда.
– Хорошо, мистер Дадли, спускайте штаны.
– Вы не имеете… – возразил Джим.
– Спустить штаны! Быстро!
– Нет.
– Хотите остаться после уроков?
Джим слегка побледнел. Оглянулся на одноклассников, ища поддержки. Те смотрели строго перед собой, боясь даже повернуть голову в сторону Джима. Помедлив, он расстегнул ремень, затем пуговицу, молнию. Приспустил брюки до колен.
– Полностью спускайте, – сказал мистер Карр. – Трусы тоже.
Джим подчинился. Учитель знаком велел ему повернуться. Джим неуклюже – мешали брюки на щиколотках – засеменил на месте, встал лицом к стене. Мистер Карр присел, разглядывая оранжевые трусы с черной надписью «Старшая школа имени Джона Тайлера», затем сердито поднялся, схватил Джима за плечо, рывком повернул к себе. Джим едва не упал, однако в последний миг выровнялся.
– Эй! – возмутился он.
– Трусы грязные, – словно выплюнул учитель.
– Да. И что?
Мистер Карр подался вперед и тихо, с угрозой заговорил:
– Если ты не вытираешь нормально задницу, если твое дерьмо марает великое имя школы Тайлера, то тем самым ты проявляешь неуважение ко мне, к другим учителям, к своим одноклассникам, ко всем, кто старается обеспечить тебе самое качественное образование в стране! Понятно?
– Ага. – Джим прыснул.
– Что за смех? – Лицо мистера Карра побагровело от гнева, вены на шее вздулись, костяшки пальцев на правой руке, сжимавшей указку, побелели. – Ты осознаешь всю серьезность своего проступка?
К Джиму Дадли уже вернулось привычное нахальство. Плевать он хотел на угрозу остаться после уроков.
– Трусы иногда пачкаются.
Мистер Карр ударил его указкой по шее. Джим вскрикнул и завалился на бок. Ноги его по-прежнему были связаны спущенными штанами. Учитель нанес удар еще раз. И еще. И еще. По голове, по руке, по ноге. Указка окрасилась кровью. Джим выплевывал ругательства, одновременно пытаясь встать, натянуть штаны и защититься. Он сумел вырвать у учителя указку. Тот отступил на шаг, позволил Джиму подняться – и со страшной силой впечатал кулак ему в живот. Джим врезался в стену. Что-то треснуло, словно ветка сломалась, и он вдруг рухнул на пол. Закатившиеся глаза его были широко открыты, из вялого рта стекала струйка крови.
Учитель поднял указку, пригладил волосы. Посмотрел на застывшую шеренгу школьников.
– Неудачно споткнулся, – безучастно произнес мистер Карр. – Правда?
Ребята переглянулись.
– Правда? – прорычал он.
Все испуганно закивали.
– Да!
– Да!
– Конечно!
– Идите в канцелярию, пусть вызовут полицию, – приказал учитель Кристи Фам. – У нас в классе умер ребенок. Остальные – берите инструменты и начинайте репетировать.
* * *
Диана больше не посылала провинившихся учеников в канцелярию.
Не хотела, чтобы их оставляли после занятий.
Ее за это ругали – новый школьный порядок наказания поощрял, – однако Диана больше не доверяла школьной администрации.
Если твоих детей положено наказать, накажи их сама.
Этот урок она усвоила на горьком опыте.
В последнее время ученики вели себя все хуже. То ли верили в собственную безнаказанность, то ли выбирали в жертву конкретно ее, Диану, потому что видели в ней человека мягкого и беспомощного, то ли на них просто действовало общее агрессивное настроение в школе. Почти в каждом классе были дети, которые оспаривали Дианин авторитет и выкидывали фортели. В конце концов ее терпение лопнуло. Из-за Натана Уитмана. Тот не просто заявился на третий урок с пятнадцатиминутным опозданием, но еще и швырнул учебник в стену, когда получил задание прочесть в этом самом учебнике рассказ. Вот тогда Диана не выдержала: она составила на Натана дисциплинарный акт и отослала скандалиста в канцелярию.
Отсутствовал он два дня.
Диана подумала было, что его временно отстранили от занятий. Однако в реестре отстраненных Натан Уитман не значился. Во вторник у Дианы имелось окно, и она пошла в канцелярию к куратору Натана, мисс Тремэйн. Та сообщила, что его оставили после уроков.
– После уроков? – удивилась Диана. – Да его со вчерашнего дня нет!
Куратор смущенно отвела глаза. Затем закрыла двери в свой кабинет.
– Задержки после уроков теперь… другие, – пояснила она. По ее голосу Диана поняла, что мисс Тремэйн не одобряет этих перемен. – Уставный комитет изменил их продолжительность.
О да, изменил. Раньше роль помещения для «задержанных» периодически выполняла переговорная комната в библиотеке: нарушителей дисциплины заставляли несколько часов сидеть там в тишине или выполнять дополнительные задания. Теперь же, оказывается, в школе организовали так называемую штрафплощадку: пустовавший прежде кабинет разбили на восемь камер без окон и без мебели. Провинившихся учеников помещали туда на неопределенный срок.
