– Бедный… бедный Пуль, – вдруг сказала она.
Давид оглянулся на берег. Его хитрость удалась: когда Лея собралась с ними, он нарочно выложил вино. И о существовании ближней деревеньки Давид знал не хуже Пуля!
– Он… любит тебя?
Опустив глаза на воду, Лея кивнула:
– Он сказал мне об этом – давно, осенью. Мне жаль его, очень жаль. Но он – только друг. Может быть, самый близкий друг… И все. – Положив руки Давиду на плечи, она отстранилась, посмотрела, почти требовательно, ему в глаза. – Ты не отпускай меня. Слышишь? Не отпускай никогда.
…Он ничего не видел, он ослеп. Бросив коляску у дороги, Карл Пуливер шел быстро, неровными шагами, а потом повалился в траву, прижался лицом к земле, не замечая того, как больно, едва не проткнув кожу, уперлась ему в щеку сухая, одинокая среди буйной уже по-летнему зелени ветка.
8
…И вновь Давид проснулся среди ночи – кубарем выкатился из кошмара в темноту своей комнаты. Как и пять лет назад, он сидел в постели, ощущая, что тело его стало липким от пота. Он еще лопатками ощущал жар и дыхание зверя. Но вокруг не было ничего, кроме бледного света луны и сухого тиканья часов. Да еще порывисто стучало сердце.
Но главное – он был в безопасности.
Сегодня это случилось. Рядом не было никого – и он танцевал. Давид делал все, как его учил старик. Он выстроил перед собой стену – и не было еще в мире более прочной и осязаемой преграды. Он чувствовал, как энергия пульсирует в каждой его клетке, и вдруг этот поток, бурлящий, словно через прорванную плотину, хлынул в одном направлении. Ему обожгло глаза, а потом впереди засветились белые искры. Разгораясь, эти искры прочерчивали на воздушной стене причудливые зигзаги. А вскоре сияющее облако трепетало над полом залы. И тогда он увидел, что это – маска. Светящаяся маска! Она точно проявлялась на глади потревоженной воды, движениями подражая ему, Давиду, взмокшему от пота, сильному, злому, готовому потерять рассудок от охватившего его восторга. Но контуры светящейся маски становились все более четкими – и уже пугали его! Черные проемы глаз зияли в ней и, казалось, что за искрящейся ее поверхностью спрятана бездна. Ястребиный нос. Тонкие губы. Черный проем улыбающегося рта.
Он уже видел это лицо – когда-то!
Давид сам оборвал танец – не выдержал и сдался. Обессилев, он встал на колени, а затем повалился на пол. Его охватил озноб. Минут пятнадцать он лежал в мастерской, свернувшись калачиком, сцепив руки на коленях. И только потом, с трудом поднявшись, вышел в коридор.
Давид постарался тенью проскочить в свою комнату.
И вот теперь он сидел в постели, вслушиваясь в тишину, нарушаемую ходом настенных часов…
Он только что избежал смерти. Там, во сне. Он узнал ее по хриплому дыханию за своей спиной. Вновь он бежал по тому же полотну, а за ним, стремительно вырастая из крохотной точки, несся зверь, черный, как смоль. И с каждым прыжком зверь настигал его. Давид проснулся, когда его обожгло ровным и горячим дыханием из-за спины.
Откуда пришло это чудовище? – думал он, натягивая одеяло до самого подбородка, но еще не решаясь закрыть глаза. – И что оно хотело от него?
Глава 3
Повелительница птиц
1
Короткий стук, и в комнату Давида впорхнула Лея. В руках она держала огромный ком черных перьев с длинным клювом и блестящими глазами-пуговицами, сразу зацепившими Давида пристальным взглядом.
– Посмотри, какой у нас гость, – сияя, сказала девушка. Она подсела на краешек кровати, поглаживая птицу по голове. – Представь, Кербер сидел на карнизе в гостиной и стучал клювом в окно!
Пока она ласково теребила ворона за клюв, что тому явно не нравилось, Давид скосил взгляд на правую лапку птицы, аккуратно вцепившуюся в руку девушки, – на ней не было одного когтя.
– Скажи господину Гедеону: «Здрррасте!» – весело попросила она. – Ну же, Кербер?
Ворон тряхнул головой и уставился на Давида – птица знала, о ком говорят!
Лея пожала плечами:
– Не хочет!
Она поднялась с кровати, вынесла птицу в коридор и, тотчас вернувшись, сказала:
– А я не хочу, чтобы он за нами подглядывал. – И, рассыпав по лицу Давида рыжие волосы, поцеловала его в губы. – Поторопись, скоро будет завтрак!
Лея так же упорхнула. Но Давид не хотел никуда торопиться. Дурное расположение духа атаковало его. И победило. Подумать только – «бессмертная» птица Риваллей вернулась! В глубине души он наделся, что Лея внесла к нему другого ворона – наконец, все они одинаковы! Шесть лет его не было в этом доме! А ведь он, Давид, уже стал забывать о существовании нелюбимого соседа. «Постучался клювом в окно». Словно редкий почтальон с недоброй вестью. Черный, как ночь, почтальон. Свидетель всей его прежней жизни – каждого дня, часа, минуты.
Так где же проходили его дороги? Где было его небо? И зачем он вернулся?
2
Днем Пуль сообщил, что едет на иллюзион, который предлагает всем любопытным некая г-жа Элизабет, или – Повелительница Птиц. Она расположилась в шатре – за городом, берет за выступление сравнительно низкую плату, каждое ее представление не похоже на предыдущее. В труппе всего четверо: госпожа Элизабет, конферансье и двое рабочих сцены. В Пальма-Аму г-жа Элизабет приехала недавно и скоро уезжает. Все это Карлу Пуливеру рассказал знакомый фокусник. На одном из сеансов она показывала зрителям в огромном зеркале, какими они станут через много лет. Говорят, люди вылетали из ее шатра пулей. Да что там – проклинали ведьму! Став свидетелем зрелища, как она собирает вокруг себя сотни птиц, фокусник, знакомец Пуля, умолял г-жу Элизабет взять его в ассистенты, но она ему отказала.
В семь вечера трое молодых людей были на месте. Темно-синий шатер г-жи Элизабет, усыпанный золотыми звездами, внешне выглядел как самый обычный цирк-шапито, но внутри все было устроено на манер театра – с высокой сценой и занавесом. Пробиться в зрительный зал, гудевший и не жалующий вновь прибывших, оказалось не так-то просто!
Ученики Огастиона Баратрана заняли места на последнем ряду. Сцену закрывал бархатный занавес. Большой свет погас. Шум в зале затих, но какой-то шутник успел сказать:
– Сейчас к нам пожалует черт в юбке, это точно!
Но пожаловал на сцену не «черт в юбке», а высокий господин в цилиндре, долговязый, с длинными, горизонтальными, чуть закрученными вверх усами, отливающими медью, и тростью под мышкой.
– Уважаемые господа, – лениво проговорил он, – еще минута, и госпожа Элизабет выйдет к вам. Ждите, господа, ждите. И вы не будете разочарованы!
Давид прищурил глаза: однажды он уже видел этого человека. Видел случайно, мельком. И готов был забыть его навсегда, если бы не сегодняшнее выступление, не этот вечер…
