Страх? сначала она подумала о словах модистки и только потом о Треворе. Образ раскрылся ярко и подробно – каждой чертой, каждым движением, каждым вздохом.
И тогда все встало на свои места: да, Тревор значит для нее значительно больше, чем хотелось бы признать. Но она бесплодна, а он – мятущаяся душа, чья жизнь проходит в море. Разве их может связать нечто большее, чем мимолетный роман? Сердце застучало чаще. Ну и пусть. Несмотря ни на что, Селина продолжала мечтать о единственной ночи в его объятиях.
В зал Селина вернулась с твердым намерением пригласить Тревора на танец и извиниться, однако ни его, ни мадам Бодерье в зале не оказалось.
– Вот и вы наконец! – приветствовал ее Джастин.
– Немножко отдохнула в своей комнате, – попыталась оправдаться Селина.
– А я тем временем вас разыскивал: мечтал потанцевать.
Она заставила себя улыбнуться.
– С удовольствием.
После двух туров вальса ни Тревор, ни «эта женщина» так и не появились. Расстроенная, Селина незаметно вышла на веранду.
Стояла ясная теплая ночь; звезды сияли так же ярко, как сияют на черном бархате бриллианты. Под тихую мелодию оркестра она медленно, бесцельно пошла по саду, мечтая вернуться в детство и снова забраться к бабушке на колени, а потом вырасти другим человеком. Возможно, тогда удалось бы избавиться и от лишних сомнений, и от мучительной неуверенности.
В конце сада внимание привлек пробивавшийся из конюшни свет. Скорее всего старший конюх, дожидаясь разъезда гостей, на всякий случай оставил фонарь включенным. Селина решила сама удостовериться, что все в порядке.
Массивная дверь оказалась слегка приоткрытой, так что войти внутрь не составило труда.
– Томас?
В этот миг она увидела их.
Жизель лежала на сене одетой, однако наполовину скрытой сильной фигурой Тревора, и торжествующе улыбалась.
– Хотите присоединиться, дорогая?
Потрясенная, Селина застыла, не в силах отвести взгляд: Тревор перекатился на спину, однако лицо его осталось в густой тени. Прошло несколько секунд, прежде чем к ней вернулась способность думать и говорить.
– Право, Тревор, – произнесла она ровным, спокойным голосом. – Думала, вы ездите только на чистокровных лошадях.
Жизель негодующе вскочила.
– Ах ты…
Однако грязные слова утонули в смехе Тревора.
– А какая родословная у вашего кавалера, миссис Керкленд?
Хоть слова ранили больнее острого кинжала, высоко вскинув голову, Селина гордо удалилась.
Ночной воздух показался ледяным – так горело лицо. Она быстро зашагала в сторону дома, но не дошла: ноги подкосились, и, чтобы не упасть, пришлось прислониться спиной к дереву. Рыдания душили, слезы застилали глаза.
В поисках утешения Селина обняла тонкий ствол мимозы и прильнула щекой к прохладной коре. Сейчас одиночество казалось особенно горьким, а боль безжалостно терзала и душу, и тело.
Наконец, немного отдышавшись, она добрела до дома и медленно – очень медленно и тяжело – поднялась в свою комнату.
Глава 12
С самого утра небо заволокли низкие серые тучи, а в воздухе повисла гнетущая духота. Оставшиеся ночевать гости спешили на ранний пароход, чтобы попасть в Новый Орлеан до захода солнца. Селина никого не хотела видеть. Она сидела на кухне в глубоком кресле, рассеянно накручивала на палец локон и смотрела, как Золя хлопочет возле плиты.
– Ненавижу грозовые дни, – проворчала повариха. – Воздух такой густой, что даже тесто отказывается подниматься. – Она покосилась на Селину. – Госпожа, вам не кажется, что следовало бы появиться в столовой?
– Да? Право, не знаю… почему-то не хочется. Наверное, вечером выпила слишком много шампанского.
– Но вас наверняка начнут искать.
– Вряд ли я одна пропущу завтрак и ленч. Вчера ты превзошла самое себя, и все наелись на неделю вперед.
– Вы сегодня грустны. На балу что-то пошло не так?
Селина ничего не ответила, а лишь поджала под себя ноги и сделала вид, что читает книгу, которую держала на коленях. Золя тоже промолчала: за год успела привыкнуть к ее долгим молчаливым визитам.
Когда появилась Мари, день уже клонился к вечеру. Шепот двух женщин разбудил Селину, однако глаз она не открыла и притворилась спящей.
– Наверное, надо будет отнести обед в комнату, – рассудила Мари. – Судя по тому, как утром сидела у окна и смотрела в пустоту, к столу миссис Селина сегодня не выйдет.
– Наверное, на балу выпила слишком много шампанского, – предположила Золя.
Мари хмыкнула.
– Если хочешь знать мое мнение, дело не только в шампанском. И началось все еще вчера. Спать ложилась едва живой. Разумеется, твой любимчик здесь вовсе ни при чем.
– Цыц! То, что происходит между ними, нас не касается.
Селина потянулась, зевнула и встала с кресла. Служанки тут же умолкли.
– Пожалуй, поднимусь к себе.
Ее не волновало, что они скажут. Да и вообще ничто не волновало.
Ближе к обеду она опять пришла на кухню, по-прежнему отказываясь сесть за стол вместе со всеми. Не обращая внимания на увещевания Мари, снова по-кошачьи свернулась в кресле, спиной к двери, в то время как Золя продолжала без устали хлопотать у плиты.
Вдруг повариха удивленно замерла. Селина обернулась, проследила за ее взглядом и увидела в дверном проеме Тревора. Он лениво прислонился плечом к косяку и сложил руки на груди, как будто собирался провести в такой позе не один час.
– У тебя сегодня гости, Золя.
Сидевшая рядом с Селиной Мари проворчала:
– Что-то наш герой тоже неважно выглядит.
На лбу у Тревора собрались морщины, а глаза утратили обычный блеск.
– Пойдемте, Селина. Отец приглашает вас за стол.
Больше всего на свете хотелось, чтобы он ушел.
– Передайте мистеру Андрузу, что вчера на балу я съела и выпила лишнего. Большое спасибо. День без пищи – мое обычное лечение.
Тревор опустил руки и выпрямился.
– Можно вас на пару слов?
– Зачем?
– Хочу кое-что обсудить наедине.
– Вряд ли вы сможете сказать что-нибудь интересное. К тому же считаю вас достойным презрения. – Голос звучал почти безжизненно.
Тревор сделал шаг вперед; губы сложились в язвительную усмешку.
– Какое совпадение! Я считаю вас…
Мари зашипела, а Золя отчаянно замахала руками.
Селина встала и повернулась.
– Я скоро отсюда уеду, мистер Андруз. А пока отправляйтесь ко всем чертям!
