Дрожащими руками Селина приоткрыла дверь.
– Тревор? – Она вошла в комнату, плотно закрыла за собой дверь и прислонилась спиной, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, а вскоре различила на кровати силуэт. Осторожно приблизилась и увидела, что Тревор лежит на спине, заложив руки за голову, и смотрит в потолок. Холодная отстраненность этого подвижного человека больно ранила. Казалось, смерть уже наложила свой ледяной отпечаток.
– Тревор, я… я пришла умолять, чтобы вы отказались от безумной идеи.
Ответа не последовало.
– Пожалуйста, выслушайте меня. – Селина робко присела на край кровати, неловко протянула руку и коснулась его щеки. Щека тоже оказалась холодной и жесткой. Она быстро отдернула пальцы и сложила руки на коленях. – Кэмерон по-братски вас любит. Братья не должны стрелять друг в друга. Любые разногласия можно уладить в разговоре. Нельзя убивать брата из-за… из-за глупой ссоры.
Тревор продолжал лежать молча, неподвижно.
– Ваше упрямство доведет отца до могилы. Честное слово, не знаю, как он сможет это пережить.
Тревор медленно повернул голову и посмотрел пустыми глазами.
– То же самое вы уже сказали Кэмерону?
От оскорбительного тона Селина вздрогнула.
Тревор снова уставился в потолок.
– Нет, вряд ли. Пришли сюда, чтобы спасти его шкуру.
Вместо этих презрительных слов он мог бы бросить в нее камень.
– Неправда. Пришла к вам, потому что… потому что искренне считаю вас более зрелым человеком.
Не услышав ответа, Селина отважилась на самые трудные слова.
– А еще мне кажется, что вы обладаете инстинктом убийцы, которого нет у Кэмерона.
Тревор грубо рассмеялся.
– Глубоко ошибаетесь!
Он приподнялся на локте, положил руку ей на шею и медленно привлек так близко, что Селина ощутила на лице горячее дыхание. Удерживал в этой неудобной позе долго, глядя бездонными глазами. Знакомый запах снова взволновал. Внезапное желание закрыть глаза и прижаться губами к его губам испугало и заставило прийти в себя.
В темноте прозвучал жесткий, враждебный голос:
– Несмотря на ваше представление о моей жестокости, убийство кузена вовсе не доставит мне удовольствия.
Он разжал тиски, снова лег, закинул руки за голову и продолжил изучение потолка.
– Я не ошибся. Вы действительно пришли, чтобы спасти Кэмерона. А теперь уходите.
– Не знаю, зачем я сказала то, что сказала. Простите. Мне очень, очень страшно. А еще я очень устала.
Селина глубоко вздохнула и с трудом заговорила снова.
– Да, я в ужасе от всего, что происходит, и чувствую себя виноватой. Трагедия случится из-за моей нелепой попытки стать частью вашей семьи. – По ее щекам потекли слезы, а из груди вырвалось рыдание.
– Не переоцениваете ли вы важность собственной персоны, миссис Керкленд? Вы не принадлежите к нашей семье. Никогда не были ее частью и никогда не станете. – Жестокие слова вонзились в сердце подобно остро отточенной рапире.
Селина не находила сил пошевелиться. Оскорбленная до глубины души, она все-таки понимала боль и одиночество своего обидчика.
Слезы иссякли. Она тихо всхлипнула, достала из кармана платок и вытерла глаза.
– Если бы мне удалось до вас достучаться! Если бы хватило сил разогнать тьму! Одному богу известно, как я этого хочу.
Она встала, чтобы уйти. Слова повисли в воздухе, полные боли, любви, страха. Унизительное молчание Тревора, напрасные попытки пробиться сквозь ледяной панцирь отняли последние силы.
Селина склонилась, поцеловала его в щеку, в губы и прошептала на ухо:
– Знаю, что не имею права чувствовать, а тем более говорить, и все же: Тревор, я люблю вас.
Не услышав ответа даже на эти слова, она вышла и медленно побрела по темным улицам к дому. В ночной тишине каблуки гулко стучали по деревянной мостовой.
Как ребенок, она рассматривала витрины, словно надеялась, что яркие картинки прогонят кошмар. Воспоминания о детстве, проведенном во Французском квартале без родителей, под присмотром бабушки, лишь обострили сердечную боль. Селина бесцельно шла по улицам, смутно представляя, где находится дом мистера Андруза.
Устало поднимаясь по лестнице в свою комнату, она не смогла бы сказать, как долго бродила по улицам, когда начался дождь. Одежда насквозь промокла, а покрытые толстым слоем грязи туфли стали невыносимо тяжелыми.
Войдя в темную комнату и заперев дверь, Селина внезапно почувствовала, что попала в ловушку. Мокрая одежда давила и сковывала. Она принялась лихорадочно дергать пуговицы.
– Не надо было надевать шерстяной плащ. Сейчас не время для шерсти. Слишком жарко. Проклятье!
Она срывала с себя вещи и со слезами разбрасывала по комнате до тех пор, пока не оказалась в темноте обнаженной.
Острые шпильки в прическе тоже доставляли физические страдания. Вырвав их одним яростным движением, Селина запустила пальцы в густые волосы и принялась раздирать пряди, пока те не спустились на плечи пышной спутанной волной. Вконец обессилев, она жалобно всхлипнула и подошла к умывальнику, налила в таз воды и, сложив ковшиком ладони, плеснула в красное, распухшее от слез лицо.
Тревор стоял в темноте галереи и сквозь распахнутое французское окно следил за ее метаниями.
«Тревор, я вас люблю».
Он мысленно повторил мучительно сладкие слова. Медленная, ноющая боль тисками сдавила сердце. Почему он пришел сюда именно этой ночью? Зачем продолжает изводить себя? Вожделение терзало даже при взгляде с противоположной стороны переполненного бального зала, а сейчас Селина стояла нагая, беззащитная, сгорающая от гнева, которого он никогда прежде не видел.
«Тревор, я вас люблю».
Слова поразили и, подобно прозрачному потоку, оживили иссохшую душу. Но Селина ушла, и мучительное одиночество привело его сюда. Тревор и сам не знал, чего хочет, чего ищет. Душевная буря отняла привычную уверенность в себе.
«Тревор, я вас люблю».
Что почувствовала Селина, произнеся эти разрушительные слова? Или они сорвались с губ случайно, в страхе перед смертной угрозой, и улетучатся как дым, едва кризис минует?
Господи, что же он здесь делает?
Селина отвернулась от умывальника и подошла к французскому окну. Босые ноги ступали бесшумно; шелковистая кожа матово белела в темноте.
Тревор судорожно вдохнул и замер.
Она в страхе остановилась.
– Кто здесь? Сейчас же покажитесь, иначе закричу.
Он вышел из тени.
Селина вздохнула, не пытаясь скрыть облегчение.
– Тревор!
