– Снова начинаешь? – беззлобно огрызнулся Тревор.
Волк пожал плечами.
– Я пожертвовал четырьмя неделями отдыха в Миссури, в объятиях хорошенькой женщины, только ради того, чтобы мчаться с тобой к черту на рога и обратно.
Он достал острый нож – тот самый, что просвистел над ухом у Тревора в Сент-Джозефе, – и отрезал кусок от жарившегося на самодельном вертеле кролика. Протянул Тревору, но тот прижал к животу руку.
– Больше не могу, спасибо.
Волк пожал плечами и отправил кусок в рот.
– Послушай, Волк, – задумчиво проговорил Тревор, – почему у тебя такое такое необычное имя?
– Хм. – Сыщик сунул лезвие в огонь, чтобы очистить.
– Мучает любопытство. – Тревор слегка наклонился. – А если кажусь бестактным, то позволь напомнить о тех ужасных вопросах, которые постоянно задаешь ты.
Он налил кофе.
– Еще?
– Нет.
– Какое красноречие! Видит бог, ты стал бы невероятно успешным дипломатом или политиком. – Он посмотрел, как товарищ играет с огнем. Поначалу Тревора и Волка связывали чисто деловые отношения, однако вскоре возникла дружба, похожая на братскую. – Расскажи, откуда взялось прозвище. Ты же не индеец.
Волк нахмурился.
– Какого черта?
Тревор попытался сдержать улыбку. Ага, значит, действительно не все просто и понятно.
– Не таись, поведай о своей жизни, о прошлом. Хочу знать, с кем делю небо и землю.
Чтобы не думать о завтрашнем дне, Тревор продолжал терзать спутника.
– Такие прозвища, в которых заключено сравнение с животным, люди сами не берут. Их дают другие. Вот, например, я прозвал Жака Пьера хорьком – так ясно за что…
– Понимаю, к чему клонишь. – Волк еще глубже сунул нож в костер.
Тревор лег, подложил под голову ладони и посмотрел в звездное небо. Он знал, что рано или поздно молчаливый сыщик разговорится. За душой у этого человека хранилось немало секретов, одним из которых был время от времени вырывавшийся из тайника культурный багаж. Не удавалось скрыть и образование, полученное, если судить по определенным характерным словам и выражениям, вовсе не в Америке. Дни совместного нелегкого пути складывались в недели, и Тревора все больше интересовало, почему товарищ выбрал такую нелегкую жизнь.
– Никакого особого смысла здесь нет, – наконец заговорил Волк. – Это мое имя, и ничего больше. – Он принялся сосредоточенно ковырять золу.
– Волк как животное или просто Волк? – Тревор приподнялся на локте.
– Что? – Волк перестал возиться в костре и выпрямился. Попытался сдержать улыбку, однако не смог: смущенно усмехнулся и что-то неразборчиво пробормотал.
– Не слышу, сэр. – Тревор картинно поднес к уху ладонь. – Если не трудно, повторите, и погромче.
Волк вытащил из золы раскаленный нож и пригрозил:
– Кому-нибудь проболтаешься, яйца отрежу. Понял?
Тревор кивнул.
– Ужасно страшно.
– Волк – мое имя. Сокращение от «Волфорд». С шести лет так себя называю. Все подозревают какую-то важную тайну, а я не тружусь разубеждать.
– Волфорт?
– Волфорд, с «д» на конце. Как в слове «дурак». Что, на юге все глухие? «Волк» отлично звучит – коротко и ясно.
Тревор рассмеялся.
– Замечательно, даже слишком. Думаешь, с именем Волфорд тебя на такую работу никто бы не нанял?
Волк завернулся в одеяло, улегся и повернулся спиной.
– Поцелуй меня в задницу и постарайся уснуть. Если хочешь догнать свою ненаглядную засветло, придется выехать рано.
Опустились сумерки. Длинная вереница повозок осветилась яркими точками костров. Селина сидела возле огня, смотрела, как лижут темнеющее небо оранжевые языки, и лениво прислушивалась к разговорам окружающих. Она очень устала и мечтала о наступлении ночи с ее мягким звездным покрывалом.
Вечера неизменно напоминали о Треворе. Возможно, в этот самый момент он стоял на палубе своего корабля и так же смотрел в необъятный простор. Небо и тонкий золотой браслет на запястье связывали ее с любимым. А теперь еще и ребенок.
Их ребенок.
Она поставила эмалированный черно-белый кофейник на раскаленный камень возле огня и снова задумалась. В Калифорнии надо будет непременно связаться с Тревором через Кэмерона. Как бы ни было, он должен знать о своем ребенке.
К костру подъехал верховой посыльный. Конная эстафета, передававшая известия вдоль бесконечного каравана, служила важным, единственно достоверным источником информации. Те, кому выпало ехать впереди, сообщали о предстоящей переправе через реку, о следующем месте отдыха, о подстерегающих в пути опасностях и даже о погодных условиях. Из задних рядов доходили рассказы о происшествиях. Сегодня выдался особый вечер: настала очередь Катарины угощать начальника каравана у своего костра. Первый посыльный передал, что мистер Бернс принял приглашение, а это означало, что все собравшиеся услышат новости из первых уст. Ну а дальше слухи поползут от повозки к повозке.
Всадник спешился.
– Добрый вечер.
Катарина подала ему кружку кофе.
– Надеюсь, ты успел нагулять аппетит. Сегодня Уилл убил пару кроликов, и я потушила их с морковью и картошкой.
– Да, мэм, от ужина не откажусь. – Устроившись возле огня рядом с мистером Бернсом и с наслаждением вытянув ноги в пыльных сапогах, Бак погладил впалый живот. – Завтра нас ждет отличная дорога.
Он осторожно отхлебнул обжигающего кофе.
– Да и сегодняшний день выдался на редкость удачным. Никаких происшествий: ни одна повозка не сломалась, никто не отстал и не потерялся. Единственная новость: приближаются два всадника. Похоже, что очень спешат. Если прежде не найдут то, что ищут, то примерно через час будут здесь, возле вас.
Он поднял взгляд от чашки, содержимое которой сосредоточенно изучал.
– Два всадника, но три лошади. Говорят, одна из них просто невероятная. Таких еще никто и никогда не видел. Черная, а на солнце отливает синевой. И кудрявая грива до колен.
Селина вздрогнула. Неужели Пантер?
Тревор! Значит, все-таки сумел найти ее и теперь догоняет?
Сердце тяжело застучало. Во рту пересохло. Слушать молча и не перебивать оказалось очень трудно.
– Они ищут женщину. Точнее, тот, который на черной лошади. А с ним Волк – сыщик, который задешево не продается. Так что тому парню, который его нанял, чертовски не до шуток.
Бак посмотрел на женщин.
– Простите, леди, если что не так сказал.
Он повернулся к начальнику каравана.
– Честное слово, мистер Бернс, лучше не бывает. Остальным до него далеко.
