В диких владениях богатырских дерев ковался и укреплялся героический дух германских воинов. Здесь выросла закаленная раса – поколения вождей, способных и назначенных судьбою на то, чтобы вершить судьбы мира. В тяжелой борьбе с лесом, с упорной настойчивостью пробиваясь вперед, сформировал немецкий человек свое жизненное пространство… Здесь, дерзко устремляя ввысь свои колонны, нам являет себя своими героическими образами, подобными Зигфриду, немецкий лес как символ Третьего рейха немецкой нации.
Часть текста, начинавшаяся словом «символ», была вдобавок выделена жирным шрифтом.
Между тем большая часть лесов, представленных Шёнихеном в качестве «диких и первобытных», никак не заслуживала подобного именования. Вовсе не «борьба с тяжелым северным климатом придала деревьям фантастические формы»: деревья Борецких лесов
[144] в бывшей Восточной Пруссии приобрели свои загадочные формы из-за того, что их долгое время регулярно рубили как низкоствольные леса. «Вздымающий вверх многочисленные руки, развесистый вековой бук» на острове Вильм близ Рюгена – образование, выросшее из дюжины посаженных вместе маленьких буков. Пастбищный бук в Фогельсберге – не «свидетель давно исчезнувшего великолепия древнего леса», он демонстрирует лишь следы скусывания животными. «Закаленные борьбой с суровой непогодой» ели вовсе не «форпосты леса в высокогорьях», а напротив – последние деревья, выдержавшие выпас скота на горных пастбищах.
«Борьба» леса уподобляется военной битве: «…как рассыпавшиеся цепочками стрелки, плечом к плечу выступают вперед кусты можжевельника», «туманом окружены лесные форпосты на карнизах гор», «ель и горный клен объединяются в преданную дружную команду на влажных от тумана горных склонах». Именно так можно описать местоположения полевых штаб-квартир Адольфа Гитлера во время Второй мировой войны: «Гнездо в скалах» (Фельзеннест – Felsennest), «Волчье ущелье» (Вольфсшлухт – Wolfsschlucht), «Убежище волка» или «Волк-оборотень» (Вервольф – Wehrwolf), «Горный двор» (Бергхоф – Berghof, «Орлиное гнездо» (Адлерхорст – Adlerhorst) и «Волчье логово» (Вольфсшанце – Wolfsschanze). Поблизости от «Волчьего логова» находилась штаб-квартира «Лесные стены» (Мауэрвальд – Mauerwald) Верховного командования армии.
Вскоре после прихода к власти Гитлера национал-социалисты активно занялись вопросами охраны природы. Причиной тому был не только исковерканный миф о немецком лесе. Герман Геринг и другие ведущие фигуры национал-социализма страстно увлекались охотой. Они покупали или строили охотничьи дома в Шорфхайде близ Берлина и в Дувенштедт Брук под Гамбургом, выбирая места в центре охраняемых природных территорий, где можно было вволю охотиться на оленей. В Дувенштедт Бруке была собрана «коллекция» самых крупных в Рейхе оленей, с рекордным количеством отростков на рогах
[145]; даже сегодняшние потомки этого оленьего «кладезя» отличаются мощными красивыми рогами.
Немалую лепту внесло и лесное хозяйство. В 1936 году в Лесной академии в Тарандте барон Арнольд фон Фитингоф-Риш
[146] защитил докторскую диссертацию на тему «Охрана природы. Задача национально-культурной политики» [Vietinghoff-Riesch, 1936]. В работе давалась историческая последовательность различных форм лесопользования: на смену фазам пользования (вначале без принципа устойчивого пользования, затем с его применением) якобы придет эпоха «сохранения силы природы во всей ее полноте как основы существования общества. Фаза тотального государства». Суть и цели этой новой эпохи были, по Фитингофу, следующие:
Лес полностью признается сообществом живых организмов, из которого животные элементы так же не подлежат изъятию, как и растительные. Там, где это сообщество отсутствует, его нужно восстановить, то есть либо предоставить самой природе возможность создать равновесное и устойчивое сообщество организмов, либо содействовать ускорению этого естественного процесса. В конечном счете задачей лесной политики будет контроль за тем, чтобы лесоводство стало синонимом сохранения сил природы в сходном, но еще более совершенном смысле, чем в предыдущей фазе – сил почвы. Одна только почва не может считаться гарантом продуктивности и саморегулирования, этому служит вся природа в ее почти мистическом qualitas occulta
[147]. Выдвигая требования о сохранении сил природы, тотальное национальное государство противостоит либеральному государству с его догмой о максимально устойчивом и наиболее выгодном пользовании, его искаженным видением леса исключительно в качестве источника сырья и его верой в применимость математических формул и национально-экономических теорий к неподвластному времени организму леса. Столь же решительно противостоит тотальное национальное государство Советской России с ее отвергнувшей природу теорией пользования.
Итак, в «тотальном государстве» будут якобы преодолены противоречия между лесным хозяйством и охраной природы, будет «создан» максимально близкий к естественному лес, который затем можно будет использовать оптимально. Понятно, что такой «идеал» способно осуществить лишь «тотальное государство», разговоры о котором сегодня прекратились, в отличие от обсуждения идеалистического требования о «преодолении противоречий между экономикой и экологией». Между тем люди, рассуждающие на такие темы, должны бы понимать, что подобный мнимый компромисс возможен исключительно в условиях тоталитарного режима.
Последствия требований, сформулированных Фитингофом, были фатальны. Фаза развития экономики, когда нужно было соблюдать принцип устойчивого лесопользования, считалась пройденной, «тотальное государство» не обязано было с ним считаться. Это открыло дорогу произволу. И действительно, объем рубок во времена Третьего рейха был очень высок, ведь в снабжении лесом страна стремилась к автаркии. Кроме того, все большие объемы древесины требовались в качестве сырья для нефтехимии и в «аппаратах сухой перегонки дров», то есть в автомобилях, работающих на древесном топливе.
