При общем дефиците леса в Европе державы-победители возмещали его в первую очередь за счет побежденной стороны. Финнам пришлось поставлять лес в Советский Союз. Французы вырубили и вывезли во Францию обширные леса в своей оккупационной зоне Германии. То же самое в своей оккупационной зоне планировали сделать англичане, но их план не был исполнен.
Очень быстро, уже в 1946 и 1947 годах, немецкие лесоводы и служащие лесных ведомств собрали аргументы в защиту лесов. Они подчеркивали значение леса в поддержании водного баланса: в лесных регионах сток воды более равномерен, что препятствует эрозии почв и делает водоток в ручьях и реках более стабильным, даже в самые жаркие периоды. Говорили о том, что энергию ручьев и рек можно использовать только при относительно равномерном течении воды, а долинные гидроэлектростанции необходимо окружать лесами, чтобы предотвратить заиливание искусственных водоемов; о том, что в горах защитные лесные полосы задерживают снежные лавины и осыпи; о роли леса в стабилизации климата и поддержании здоровья и благосостояния общества. Обобщив все это, делали вывод: уничтожение лесов Германии приведет к многочисленным проблемам в создании современной промышленной инфраструктуры в Центральной Европе. Ясность и четкость доводов и данных, оперативность подготовки доклада в послевоенной обстановке всеобщего хаоса, свобода от идеологии доказывают, что сотрудники лесных ведомств и служб и во времена Третьего рейха думали далеко не только о создании «окончательных» лесов. Немецкая лесная наука прекрасно функционировала вопреки тоталитарной власти, войне и послевоенной разрухе.
Насколько убедительны были собранные доводы для англичан (а с ними и американцев), в деталях неизвестно. Однако в 1947 году, после некоторых раздумий о том, стоит ли оставить Центральную Европу индустриальным регионом или же Германии полагается стать чисто аграрной страной (как это предлагалось в плане Моргентау), от последнего предпочли отказаться. У американцев появилась заинтересованность в восстановлении западноевропейской индустрии: усиление стран Запада должно было «приглушить» коммунистический восточноевропейский блок. Экологической катастрофы на месте шва между двумя мирами, в той стране, через которую проходил «железный занавес», нельзя было допустить. Леса Германии были спасены. В план Маршалла – американскую «Программу восстановления и развития экономической инфраструктуры в Западной Европе» – были включены, помимо прочего, поставки сырья из США; на европейские лесные рынки начала поступать древесина из Северной Америки.
Теперь леса Западной Германии подходили к одной из самых непроницаемых в мире границ. В Восточной Германии лес также не рубили: экономический интерес к нему упал, ведь другие страны восточного блока были еще более богаты лесом.
Между тем потребность в древесине оставалась в Европе очень высокой. Крестьянам нужно было модернизировать хозяйство, и многие из них, чтобы добыть деньги на новое оборудование, вырубали свои частные леса. И все-таки, даже с учетом послевоенных «французских» и крестьянских «тракторных» рубок, общая площадь лесов в Центральной Европе постепенно росла. Поднимались новые искусственные леса. Это хорошо видно, если сравнить фотографии одних и тех же мест в 1950-е годы и сегодня: во многих местах участки, с которых открывался тогда широкий обзор, теперь затянуты лесом. Шварцвальдская высокогорная дорога, которую в 20-30-е годы XX века строили в качестве «обзорной» и которая несколько десятилетий таковой и оставалась, проходит сегодня через сомкнутый лес; долина Рейна не видна даже со многих парковок.
Вновь набирала обороты лесоторговля: в Центральную Европу поступал лес из Скандинавии и Финляндии, за валюту его продавали восточноевропейские страны, лес привозили и из Северной Америки и тропических дождевых лесов. Использовались и собственные растущие запасы – даже с учетом принципа устойчивости, хотя его соблюдали далеко не все поставщики леса на мировой рынок. Лесное хозяйство Германии, Швейцарии и Австрии считалось образцовым, активные усилия и опыт создания искусственных лесов привлекали специалистов-лесоводов и служащих лесных ведомств из других стран. Эксперты со всего мира посещали лесные вузы как Западной, так и Восточной Германии, приезжали во Фрайбург, Мюнхен, Гёттинген и Гамбург, а также в Тарандт под Дрезденом.
Но вместе с успехами в жизни центральноевропейских лесов появились и новые, неведомые прежде проблемы. Впервые в истории леса, являющиеся в значительной степени творением человеческих рук, начали стареть.
Серьезные трудности доставляли вредители. Это началось уже в конце XIX века. Известна вспышка массового размножения шелкопряда-монашенки в Эберсбергском форсте под Мюнхеном в 1889–1891 годах. Тогда были начисто съедены леса на больших площадях, так что пришлось высевать и высаживать новые деревья. Майский жук (лиственные породы) и короед-типограф (еловые насаждения) особенно опасны для тех посадок, которые состоят из небольшого числа видов. Очевидно, что в чистых еловых насаждениях типограф будет размножаться особенно успешно, ведь для него и его личинок кормовые условия здесь оптимальны. Кроме елей, типограф нападает также на некоторые виды сосны, лиственницы и пихты, но другие виды деревьев для него несъедобны – он, как и многие виды насекомых, почти «монофаг», то есть предпочитает питаться растениями одного вида. В смешанном лесу, где присутствуют деревья разных пород и пищи для него меньше, типографу гораздо труднее расселиться. В сосновых насаждениях размножаются насекомые, поедающие исключительно или преимущественно сосну, в дубовых – питающиеся дубом. Для борьбы с животными-монофагами нужны специальные, прицельные методы. Нельзя использовать яды-инсектициды общего действия, к примеру, нарушающие линьку насекомых, ведь они убивали бы вместе с типографами и их естественных врагов, то есть тех, кто их ест. Сегодня типографов и других монофагов ловят в специальные ловушки, начиненные половыми аттрактантами, действующими только на конкретный вид. Подобные вещества синтезируются для многих видов насекомых. Без них не обойтись, если нужно надежно защитить от вредителей монокультурные леса.
Еще одну опасность для стареющих форстов представляли штормовые ветра. Приносимый ими вред становился все более ощутим. И дело не в том, что стала хуже погода или участились штормы, а в том, что стареющие монокультурные еловые посадки хуже переносили сильные ветры. Во-первых, деревья попросту становились все выше, а во-вторых, это обусловлено особенностями роста елей. Их корневая система поверхностная, и если ветер раскачивает ствол дерева, то корни тоже приходят в движение. Движение корней уплотняет и трамбует почву под ними, нарушает процесс врастания корней в почву. При сильном ветре корень не может удержать дерево, и оно падает. А поскольку контакты между корневой системой и почвой особенно слабы в лесу, где близко друг к другу стоят стареющие одновозрастные ели, то падающее дерево увлекает за собой своих соседей. Штормовой ветер оставляет в еловых посадках длинные просеки или даже целые кварталы упавших стволов, как это произошло, например, осенью 1972 года в северной Германии или весной 1990 года – в южной. Если бы эти ели росли в смешанных лесах, то при сильном ветре они скорее всего тоже упали бы, но разрушение леса в целом остановили бы другие деревья со стержневой корневой системой, уходящей в почву гораздо глубже.