Желтые глаза сверкнули, а губы растянулись в улыбке. Шаман явно был доволен увиденным. На секунду мне показалось, что морщины на его лице – только маска. Просто вместе с белыми полосами они создают такую иллюзию.
Я сделала шумный вдох и произнесла:
– Здравствуйте.
Вышло еле слышно. Однако хорошо, что вообще что-то получилось. Шаман кивнул и сказал:
– Садись.
Не став задавать лишних вопросов, я опустилась напротив него. Так же скрестила ноги. Выпрямила спину, стараясь утихомирить бешено бьющееся сердце, и посмотрела прямо в желтые глаза. Внутри словно вспыхнул огонь. Захотелось скинуть остатки одежды, однако мотнула головой, сбрасывая наваждение. Ну уж нет. Послушаем, что ты мне скажешь, кем бы ты ни был.
– Говори, – хрипло приказал он.
Выражение лица не изменилось, однако я чувствовала: он вот-вот улыбнется. Явно забавляется моим поведением, реакцией, осторожностью. Видно, что испытывает. Только виду не подает.
– Кто вы? – спросила я прямо, понимая, что остальные вопросы сейчас не так важны.
Колотушка вдруг взмыла в воздухе и забила в тунгур.
– Ят-ха, Ят-ха, Ят-ха…
Звук получился настолько человеческим, что я вздрогнула. Шаман только покачал головой, немного осуждающе. Мол, нашла чего бояться. Но все же произнес:
– Земляной шаман. Сплю годами, слушаю лес. Каждый шаг, каждый скрип. Оберегаю лесничих…
Он говорил и говорил, а мне казалось, что трещит огонь и длинные языки пламени стремятся обжечь мои руки и ноги. Терялось чувство реальности, кружа голову и делая тело легким, словно перышко.
– Вот нет больше души у леса, – хрипло шептал он. – А нельзя так…. Прежний лесничий спустился, теперь не вернется.
– Что? – встрепенулась я и аж подалась к шаману. – Вы знаете, где дядька Сатор?
– Ят-ха, Ят-ха, Ят-ха! – угрожающе запел тунгур.
Шаман улыбнулся уголками губ. Поднял руку, вспыхнули ярким огнем вороньи перья на рукаве. Перед глазами на миг появилось лицо дядьки Сатора: любимое и родное. В карих глазах отразилась тихая грусть.
– Будь сильной, Вийора, – зазвенел в ушах его голос. – Теперь я принадлежу лесу – не вернуться мне в человеческое тело. Теперь лес – за тобой. Я буду помогать, но многое зависит от тебя, девочка.
– Но как же… – прошептала я, не осознавая, что по щекам текут слезы. – Где ты? Что произошло?
– Лес позвал… – словно откуда-то очень издалека донесся его голос. – Ему нужна наша сила. Я стар стал, сам бы не вытянул. А ты – держи. Лес не обидит, он нуждается в тебе.
Лицо дядьки Сатора исчезло, а я так и сидела, глядя затуманенным взором перед собой и не в силах пошевелиться.
– Почему? – спросила, ни к кому конкретно не обращаясь и даже не понимая, что произнесла это вслух.
– Всему свое время, – ровным голосом сказал шаман. – Сатор служил верно и долго, лес забрал его. Теперь бывший лесничий – один из духов-хранителей.
– Но… – Мое горло перехватило. – Он же был не стар совсем.
Шаман посмотрел на меня, желтые глаза теперь сияли не так ярко. Мне показалось, что можно разглядеть маленький черный зрачок и медовую радужку.
– Да за семьдесят ему было. Так что…
За семьдесят? Не может быть! Ну, пятьдесят или чуть больше. Но точно не семьдесят!
Однако шаман был абсолютно серьезен. И даже огненные ласки смотрели на меня внимательно и пытливо, словно чего-то ждали.
– Что… – Горло пересохло, говорить не получилось.
Я потерла лицо ладонями, пытаясь прийти в себя.
Шаман снова склонил голову набок, будто показывая, что ждет моего вопроса. Одна из ласк подбежала ко мне и взобралась на колено. Посмотрела пылающими глазами. По телу тут же прошло приятное тепло. В один миг стало легче дышать, а страх отошел на задний план.
Шаман издал какой-то щелкающий звук. Ласка обернулась, посмотрела на него, махнула хвостом и снова оказалась мордочкой ко мне. Неуверенно подняв ладонь, я погладила ее по голове. Надо же, кожу не обжигает даже.
Ласка всем видом показывала, что довольна. Я набрала воздуха в грудь и выпалила:
– Что вам от меня нужно?
Шаман улыбнулся, приложил палец к губам, призывая к молчанию. И вдруг почудилось: вовсе мы не под землей, а сидим на одной из лесных тропинок. И над головой шелестят листвой вековые дубы, а птицы перекликаются звонкими трелями. И чувствовалось, что от земли идет жар: густой и влажный, странный. И ветер трепал волосы, дурманя запахами хвои и мокрой травы.
– Лес ждет, – выдохнул шаман.
В его руках оказались тунгур и колотушка. Плошка вспыхнула живым огнем, и фигура сидевшего напротив вдруг засветилась, словно шаман был божеством.
– Быть тебе теперь лесничей, быть душой и дыханием. Беречь лес от дурного глаза, находить покой от зла людского.
– Ят-ха, Ят-ха, Ят-ха… – звучал нечеловеческий голос тунгура.
По телу пробежала дрожь. Сердце пропустило удар. Голова пошла кругом, а перед глазами все заплясало в каком-то безумном танце. И только в ушах звучало:
– Ят-ха, Ят-ха, Ят-ха…
Старинный мотив, далекий напев, заставляющий терять волю. Мне показалось: в один миг я растеряла все человеческое, став свободной, как ветер, бестелесной, чуждой всей этой суете.
Лес заговорил: протяжно, сладко, тихо. Протянул ко мне колючие еловые лапы, обнял ими мягко-мягко, словно показывая – никому не отдаст. Внизу живота появилась тянущая пустота, а в груди – предвкушение. Что-то сейчас обязательно произойдет. Удары в тунгур уводили прочь из реальности, так и звали встать, сбросить одежду и кинуться в дикий первобытный танец времен, когда еще не ступала сюда человеческая нога.
В какой-то момент я заметила, что шаман отпустил тунгур и колотушку, и те так и зависли в воздухе. Из его ладоней вновь потянулись дымные струйки, медленно оплетая мои руки и ноги.
– Что ушло, то придет, – выдохнул он, и показалось, шепчет в самое ухо. – Что осталось, то не исчезнет. Нет пустоты – есть гармония. Что предначертано, то свершится…
Шаман вдруг вскочил на ноги и закружился в каком-то безумном танце, то и дело выкрикивая резкие гортанные слова на незнакомом языке. Я смотрела как завороженная, едва сдерживаясь, чтобы не подскочить самой.
Он вдруг мотнул головой, и повязка-корона с рогами слетела на землю, а по спине рассыпались иссиня-черные волосы, закрывая ее почти до пояса. Одежда с костяными нашивками упала на землю, и я вдруг поняла, что шаман вовсе не стар. Глаза из медовых превратились в черную бездну. В них были сразу дикость, стихия, свобода и что-то такое, от чего перехватывало горло. Нельзя так смотреть на эту бронзовую кожу, ладное тело и словно высеченные из камня черты лица. Нельзя…
