А Маркелу слушать это было еще горше, но он стоял смирно и помалкивал. И еще нет-нет да и поглядывал на Карпа, потому что никто больше ничего о ноже не рассказывал, вот и была только одна надежда на Карпа. А Карп тоже стоял смирно и тоже помалкивал. Но глазами так и зыркал, это было ясно видно! А после вдруг ступил на шаг назад, а там развернулся и пошел вначале совсем за толпу, а после совсем пропал с глаз!
Но Маркела так не проведешь! Маркел тоже быстро вышел из толпы и тоже боком-боком, но и так, чтобы Карп не заметил, пошел за ним следом.
12
И идти за ним тогда пришлось не близко, потому что Карп сперва прошел за колокольню, а после прямо из кремля через Никольскую башню и дальше по мосту и через площадь, а еще дальше с горки и через ручей, а после опять на горку и к кабацкому двору, который был еще закрыт, потому что еще не кончилась обедня.
Но это кому обедня, а кому алчба, вспомнил Маркел слова князя Семена, остановился возле Николы Подстенного (это где он был вчера и ставил свечки) и посмотрел вслед Карпу. А Карп перешел через ручей и подошел еще к закрытым воротам кабацкого двора, где уже сидели другие, такие же как он, то есть кому обедня не в обедню. Там Карпа, как видел Маркел, сразу признали, и он там сел среди других, и у них там пошел разговор. А Маркел стоял молча и ждал. Эх, думал он, святой Никола, это ты мне его подвел, низкий поклон тебе, и если я на этом деле разживусь, то сделаю тебе богатый вклад. И вдруг еще подумал: если останусь жив, конечно. И прикусил язык и перекрестился. И опять просто стоял и ждал. Мимо него никто не проходил, площадь была пустая, а день был погожий, даже уже жаркий. Маркел стоял и думал, что надо бы еще подробнее узнать про царевича, и это не только про то, была ли у него падучая, но и каков он был сам из себя, то есть какой у него был нрав, был ли он так же крут, как и его отец. Только что проку было с этой крутости, тут же подумал Маркел, потому что, когда покойный государь упал, никто к нему не подскочил и руки ему не подал, как рассказывал дядя Трофим, и государь вот так вот скреб руками по ковру, а все стояли рядом и смотрели, и ждали, когда он преставится, даже попа не позвали и не дали исповедаться! Так что и здесь могло быть так же, подумал дальше Маркел, и тогда никакого злодея искать здесь не нужно, а нужно просто еще раз спросить у Петруши: почему не пособил царевичу?! Как и Вылузгин спросил у Карпа, что почему стоял, не помогал, когда царевича трясло?!
Подумав так, Маркел вспомнил о Карпе, повернулся в сторону кабацкого двора и увидел, что там уже открыли ворота и все туда уже вошли, и с ними и Карп, и что теперь туда уже идут стрельцы, значит, обедня уже совсем кончилась. Тогда и Маркел пошел туда же, но не спеша, конечно.
Когда он подошел к кабацкому двору, там уже от ворот было слышно, что люди там есть. Там же, при воротах, стоял вчерашний знакомец Григорий, правда, уже без ножа, и сделал вид, что он Маркела не знает. Также и кабацкий голова Евлампий, и целовальник Петр, когда Маркел уже вошел к ним внутрь, тоже не стали его приветствовать. То есть они как будто бы не знали, кто он такой, и это ему было на руку. Он дал полушку, и ему на нее и налили. Только когда Маркел брал чарку, Петр вдруг ему кивнул налево. Маркел глянул туда и увидел Авласку Фатеева, который сидел сбоку от всех и был уже как будто крепко выпивши. А Карп сидел дальше по столу, с приятелями, у них там была шумная, веселая компания, там уже даже примерялись петь. С Карпом Маркелу было бы, конечно, интересней, но Карп был еще совсем трезв, и Маркел пошел и сел к Авласке.
Когда Маркел сел напротив него, Авласка его сразу не узнал. Зато когда узнал, то весь аж побелел от страха и уже даже открыл рот! Но Маркел отставил палец и едва заметно погрозил им – и Авласка промолчал. Маркел отпил, и утерся, и опять посмотрел на Авласку. А вокруг становилось шумней и шумней, потому что уже начали шуметь стрельцы, а кто их и чем уймет! Ну да Маркелу это было на руку, потому что он теперь уже совсем затерялся в общем шуме. Тогда он немного наклонился вперед, в сторону Авласки, и сказал:
– Меня зовут Маркелом.
– Знаю, – сказал Авласка.
– Я был у тебя в гостях, – сказал дальше Маркел, – и ты это тоже знаешь, тебе про это твоя Авдуля сказала. Да ты и сам меня видел! Ты же тогда сидел в подклети, и я тебя там чуял! – Авласка опять промолчал, и тогда Маркел строго спросил: – Почему от меня прятался?
– Не знаю, – ответил Авласка.
– А вот я знаю! – продолжал еще строже Маркел. – Но об этом пока ладно! А теперь пока скажи, где ваши все и ты почему здесь?
– А где мне еще быть?! – сказал Авласка уже с горечью. – А они все в подполе, вот где.
– У вас? – спросил Маркел.
– У нас, – сказал Авласка.
– Рассказывай, – велел Маркел.
Авласка помялся и начал рассказывать:
– Не будет мне здесь больше жизни, вот что. Вот что со мной ваша Москва сделала! Мне же теперь все здесь говорят: это из-за тебя, скотина, на нас столько их наехало, это ты нас оббрехал! А я разве брехал, Маркел? И я разве туда к вам просился? Это же тогда Никитка, пес, сказал: садись, Авласка, скачи, Иван велел скакать! И я поскакал.
– Дальше! – сказал Маркел.
– А что дальше! – продолжал Авласка. – Дальше вернулся, а мне говорят: это все из-за тебя, мы тебе, пес, это припомним, выпрем тебя из губных и в игольщики обратно тоже не возьмем, и подыхай как знаешь! Вот что они мне сказали! А я как утро, так к ним и к ним! Авдотья говорит: иди, в ноги пади Ивану, целуй Ивану сапоги, у Ивана сила, Иван за тебя заступится! Иван – это наш губной староста. Это он меня же и позвал к себе! Иди ко мне служить, Влас, говорил, ты же и в грамоте силен, и в счете, и глаз у тебя какой, и голова какая! Вот что он раньше говорил! А теперь прихожу, а он рожу воротит! Ну, я и начал прикладываться. Потому что жизнь такая стала тяжкая! Ну и вчера тоже приложился, но самую малость, и пришел к ним, и стою, а они на меня и не смотрят. А я все равно стою. А мне спешить некуда. И вдруг приходят эти ваши, и с ними стрельцы, и говорят: кто из вас Ванька Муранов? Кто Никитка Черныш? Кто Юшка Терентьев? Кто – и смотрят на меня. А я говорю: а я Влас Фатеев. Они тогда: а ты нам не нужен, а ты выйди вон. И выгнали меня оттуда. А их всех в подпол заперли.
– А тебя почему нет? – спросил Маркел.
– Так их же за что заперли?! – сказал Авласка. – За то, что Битяговского пограбили. А меня там не было, я тогда был в Москве. Вот и мне от Москвы польза!
И тут Авласка даже засмеялся. А Маркел строго спросил:
– Пограбили? Так ты сказал?!
– Это не я, а это ваши так сказали, что пограбили, – сказал Авласка. – А ничего они не грабили, я же Ивана знаю. А это им… – и тут Авласка осмотрелся, и уже тише продолжил: – это Михайла Нагой им велел. Ножи они искали, вот что. У Битяговского был с собой нож, да не тот. И у Данилы у его не тот. И у других тоже не те. Вот наши и пошли искать тот нож. А народ тогда, Иван рассказывал, совсем осатанел! Народ пошел за ними и с ними же вошел на подворье, и они стали искать, а народ давай грабить! И разграбили конюшню, увели коней, разграбили хоромы, унесли там все, что только могли унести, а что не унесли, то все поломали, подрали, пожгли!
