– Ага, ага, – опять сказал Маркел. После сказал: – А другие еще говорят, что государь царевич сам зарезался.
– Другие пусть что хотят говорят, – сказал боярин Михаил, – им после за это ответ держать. А я говорю как было.
– А еще, – сказал Маркел, – говорят, что у царевича была падучая. Была?
– Раньше не было! – сказал боярин Михаил очень сердито. – Ведь не было, Гриша?
– Не было, – твердо сказал боярин Григорий. – Покуда эти скоты не приехали, не было. А приехали и навели. Испортили Митю, вот что!
– Испортили, испортили! – еще грозней сказал боярин Михаил. – Как Маша убивалась, как слезы лила! И чем только мы его не лечили, каких только шептух не водили!
– И шептунов! – сказал боярин Григорий.
– И шептунов, – сказал боярин Михаил. А как же! А дитя сохнет и сохнет.
– А что за нож у него был? – спросил Маркел.
– Нож? – переспросил боярин Михаил. – Какой нож?
– А которым он тогда зарезался, – сказал Маркел. И тут же быстро добавил: – Или каким его зарезали.
– А! – грозно воскликнул боярин Михаил. – И ты туда же, пес! Не знаю я никакого ножа! Пошел вон!
– Миша, Миша! – воскликнул боярин Григорий и сделал знак Маркелу, чтобы тот не уходил. – Миша, чего ты кричишь?! Человек по делу спрашивает, у человека такая служба. – И продолжал, уже оборотившись к Маркелу: – Был, говорят, нож. В траве лежал. Очень красивый, просто загляденье. Я у Маши спрашивал, у государыни Марии Федоровны: Маша, что это за нож был такой? А она говорит: я не знаю, никакого такого ножа я у Мити не видала. А нож там был! А после пропал. Унесли его их люди, там же их людей было немало, и унесли они его обратно к себе на подворье и спрятали. И я тогда велел Ваньке Муранову: идите и найдите его там хоть бы и из-под земли. И они пошли и всё подворье разграбили, а принесли палицу, самопал, ножны от сабли и два ножа не тех. Я говорю: а где тот?!
– А ты, боярин, его видел? – спросил Маркел.
– Видел как будто бы, – сказал боярин Григорий. – Да не до ножа мне тогда было. А после, когда он пропал и эти принесли не те ножи, я говорю: ищите, дурни, вот такой нож: че́рен весь в самоцветах, а лезвие огнем горит, вот как на мой похожий. А у меня был нож, отцов подарок, а тут я его этим дал и говорю, что это вам для примера, идите и ищите еще раз. Только они обратно к Битяговским уже не пошли! А пошли на торг, купили курицу, зарезали ее моим ножом, нож стал весь в крови, и они отнесли его в ров и вложили старому Битяговскому в правую руку. Будто это он моим ножом Митю убил. Ну не уроды ли?!
– А дальше что? – спросил Маркел.
– А дальше вы приехали, – в сердцах сказал боярин Григорий. – Ну, еще не вы, а ваши первые стрельцы. И что, было мне при них уже лезть в ров или кого в ров посылать, чтобы после Бориска Татарин на всю Москву орал, что мы тут все совсем ума лишились?! Ну уж нет! Правда и так наверх выйдет. Ведь выйдет же?
– Выйдет, – сказал Маркел не очень уверенным голосом.
– Вот то-то же, – сказал боярин Григорий тоже так же. После еще сказал: – Ладно, время уже позднее, пора нам за стол садиться. А ты иди пока! – и ласково махнул рукой.
Маркел поклонился братьям, после поклонился образам и вышел.
14
Маркел сошел с крыльца, прошел еще немного и остановился. Почти прямо напротив него стоял тамошний Спасский собор, в котором, как только что рассказывал боярин Михаил, прятался Осип Волохов, думал, что он там спасется. А поп Степан пришел за ним и вывел его к людям, и люди с ним посчитались. Если, конечно, было за что с ним считаться, тут же подумал Маркел и посмотрел направо, на передние ворота, которые вели на внутренний царевичев двор, и там, на том дворе, царевича убили. От ворот до собора было не очень далеко, саженей с полсотни, это пробежать недолго, подумал Маркел. Но, тут же подумал он дальше, если передние ворота были тогда уже закрыты, то Осип должен был бежать из-под той яблоньки сперва к Фроловским воротам, а там по мосту через так называемый Каменный ручей на так называемую Конюшенную слободу, а оттуда давать здоровенный крюк по посадам и опять забегать в кремль, но уже через Никольские ворота, и прятаться в Спасе, вот как! Подумав так и еще это представив, Маркел сдвинул шапку, почесал затылок и подумал, что далековато что-то получается и трудно в такое поверить. После чего поправил шапку и посмотрел на Спасовскую колокольню, снизу до самого верху, и еще сильней задумался. А после посмотрел на сам собор. Там входная дверь была открыта и было видно и слышно, что там идет вечерняя служба. Маркел перекрестился и пошел к собору.
Возле собора, на приступочке, сидел еще нестарый человек, который, завидев подходившего к нему Маркела, встал. Маркел, остановившись перед ним, спросил:
– Это ты Максимка Кузнецов?
– Нет, – робко сказал тот человек. – Я Венька Баженов, а Максимка завтра заступает.
– А где он сейчас? – спросил Маркел.
– Спит дома, что еще, – ответил Венька.
– Ага, – сказал Маркел, – ага. После велел: – Сведи меня на каланчу.
– Э! – сказал Венька испуганно. – Я не могу. Мне надо здесь присматривать. Ты сам иди, чего тебе.
И в самом деле, подумал Маркел, и пошел, открыл калитку, зашел за оградку и только тогда увидел, что возле лестницы на колокольню стоят два стрельца. Маркел им сказал:
– Здорово живем, ребятки. Мне надо наверх. – И показал овчинку.
Стрельцы расступились. Маркел стал подниматься по лестнице. Лестница была крутая, тесная, а сама колокольня высокая, саженей в двадцать, не меньше, так что Маркел запыхался, покуда на нее взобрался.
Зато смотреть оттуда сверху вниз было очень способно: Маркел видел и Авласкино, и Битяговское подворье, и кабак, и заволжскую Тетерину слободу, и уже с этой стороны Конюшенную, а за ней дальше, уже даже за городским валом, Янову, и еще много чего другого. А вот зато сам внутренний царевичев двор был виден плохо, потому что с ближней стороны половину его закрывали каменные так называемые Тронные палаты царевичева дворца, а дальше самый дальний угол был не виден из-за старой Константиновской церкви. Так же и другие разные постройки тоже лучше не стояли бы, думал о них Маркел, внимательно рассматривая внутренний царевичев двор. Хорошо еще, думал он дальше, что хоть то самое место, где та великая беда случилось, было видно хорошо. Так что вполне такое могло быть, что Максимка Кузнецов отсюда, сверху, видел, что же там тогда сотворилось. И завтра его надо будет привести к кресту, а после при всех спросить, с жаром подумал Маркел, и опять стал смотреть сверху вниз на тот угол двора, где ровно неделю тому назад, даже уже больше, еще в полдень, государь царевич Димитрий Иванович пришел туда живым и невредимым, а обратно его унесли неживым. Так что же там тогда случилось в самом деле?! Вот о чем тогда думал Маркел, и стоял, и смотрел еще и еще. А после стал смотреть и по другим сторонам, особенно на пролазные Фроловские ворота, которые оттуда, сверху, тоже были видны очень хорошо, и через них сновал народ по мосту через ручей туда, где на самом берегу реки, то есть Волги, стояли одна за другой три, пять, семь царских конюшен. А перед конюшнями стояла слобода, где, вспомнил Маркел, в первом доме с краю живет некто Андрюшка Мочалов, который умеет славно чистить хлебное вино. И кому, как не ему, тут же подумал Маркел, держать тайную корчму?! Вот кого сейчас бы стоило проверить, подумал Маркел дальше, поправляя шапку и поворачиваясь к лестнице.
