– А, может, и искать уже не надо никого? Ты же сама первая сказала, государыня, что государя царевича убили Осип Волохов, Никитка Качалов да Данилка Битяговский. Так они тоже давно уже убитые. Кого тогда искать?
Но царица ничего на это не ответила. Тогда Маркел еще спросил:
– Почему ты на них сразу указала, государыня, а не на кого другого?
– А на кого еще? – ответила царица, и это опять в сердцах. – Я их давно приметила, они давно вокруг Мити вились. И когда мы тогда с обедни шли, я их опять возле паперти видела. А Миша-брат мне давно говорил: смотри, Маша, Борька не зря их к нам прислал, гони их от себя, гони как псов! А вот…
Но тут царица замолчала, глаза у нее заблестели, она утерла их платочком, а они опять такими стали. Тогда она сморгнула слезы и строго сказала:
– Чего сморишь? Никогда не видел?!
Маркел сразу опустил глаза. А царица так же строго продолжала:
– Не хочу больше об этом говорить. Надоело это мне! Иди и найди злодея. Живо! А не то не забывай, чья я вдова!
Маркел низко поклонился, развернулся и пошел к двери. И вышел.
18
Когда Маркел вышел от царицы (опять на заднее великое крыльцо), солнце было уже низко, скоро уже должны были звонить к вечерне. Маркел остановился и задумался. Жалко ему было царицу! Хотя кто он такой, чтобы ее жалеть, тут же подумал Маркел, он может ей только служить, если она того пожелает. Так ведь она и пожелала, сразу дальше подумал Маркел, и велела ему найти злодея, а сама при этом ничего почти ему не рассказала! Ну да, еще раз подумал Маркел, ему же много и не надо, низкий поклон ей и на том, что из ее слов он наверняка почуял, что без Андрюшки там не обошлось, не зря же уродка шипела, когда царевич уже лежал бездыханный. И поэтому ее после убили! Хорошо бы было знать, кто это сделал, жалко, что царица это не сказала, и это и вправду жалко! Ну да ничего, подумал Маркел дальше, у него же есть еще Авласка, Авласка его на Андрюшку выведет, Авласка же у Андрюшки в тайной корчме тайно пьянствовал, и вот он его, то есть Маркела, теперь туда и приведет! Нет, тут же подумал Маркел, осматриваясь по сторонам и также поневоле прислушиваясь к разным громким голосам и пению с разных сторон, время сегодня уже позднее, праздничное, и Авласка сейчас тоже празднует, так что из него сейчас много не вызнаешь, а на какое-либо дело он сейчас и вовсе непригоден. Потому что он или пьет в кабаке, или уже напился! Так что если сейчас кого идти расспрашивать, так можно только или Петрушу Колобова, или Василису Волохову, только они сейчас не пьют, потому что он дитя горькое, а она вдова, да и скорбит по сыну. А что, тут же подумал Маркел, а и пойдет и спросит, тем более что это здесь недалеко.
И он и в самом деле прошел еще совсем немного вдоль хором, это теперь в сторону кормового дворца, а там остановился у еще одного, малого, так называемого медного теремного, крыльца и спросил у стоявшего на нем сторожа, не здесь ли живет боярский сын Самойла Колобов с женой Марьей и сыном Петрушей.
– Здесь, здесь, – сказал сторож, – а что?
– А вызови его ко мне, – сказал Маркел, – у меня до него есть дело.
– Э! – сказал сторож веселым голосом, потому что он был выпивший. – Я этого не могу, потому что они всем семейством, а у них еще две дочери, уехали к Самойлову брату за Волгу. Это там, где Введенский монастырь, там у Самойлова брата подворье, и они только завтра оттуда вернутся, а что?
– Так, ничего, – сказал Маркел, после чего сразу спросил: – А Волоховы где живут?
– А Волоховы, – сказал сторож и нахмурился, – здесь больше уже не живут и жить больше не будут.
– А где будут? – спросил Маркел.
– Может, и нигде, – сказал сторож, – но пока она живет у Битяговских. И больше, – добавил, – меня не цепляй! Не отвлекай меня, я сторожу!
Но Маркел на это не обиделся, а поблагодарил сторожа на добром слове и пошел. И он и в самом деле вначале вышел из кремля, а после перешел через площадь, где было уже много выпивших и где возле торговых рядов ладили уже какое-то представление, а дальше перешел через ручей, поднялся на горку и там, на Ильинской уже улице, подошел к уже знакомым ему воротам. Вот только когда он в первый раз их видел, они были широко раскрыты и во дворе был виден народ, стоявший вокруг двух гробов, а в самих же воротах стоял недобрый человек, а с ним еще двое таких же, и в рукавах у всех троих были ножи. А теперь эти ворота были плотно закрыты, а изнутри, наверное, еще и накрепко закладены. И со двора и из самих хором никакого звука слышно не было. И это при том, что вокруг везде гуляли, ведь же была Троица. Подумав так, Маркел перекрестился, ощупал нож и постучал в колотушку. Скоро у него спросили громким грубым голосом:
– Кто там? Кого принесло?!
Маркел сказал:
– Маркел, стряпчий Разбойного приказа, хочу увидеть Волохову Василису, вдову боярина Алексея Никифорова сына Волохова.
– Зачем она тебе? – еще грубей спросил тот голос.
– Хочу расспросить ее, – сказал Маркел, – и записать, как она скажет, и выписать ей через это послабления и снять наветы, если таковые есть.
– Нет на ней никаких наветов! – быстро сказал тот же голос. – И расспросов с нее снимать нечего! С нее их уже снимали, и пошел отсюда вон, скотина!
И с этими словами тот человек из-за ворот вдруг резко открыл дверцу и даже сунулся было к Маркелу! Но Маркел уже выставил нож! Прямо ему под нос! И тот человек сразу убрался. А Маркел сказал:
– Где тебя еще увижу, нос отрежу! – И сразу добавил: – А боярыне своей скажи, что я ее из-под земли, когда мне будет надо, достану! А пока живите! – и резко развернулся, и пошел себе по улице обратно. Шел и думал, что крепко он их разозлил, они его теперь в покое не оставят, значит, не нужно будет их искать, а они теперь сами всегда будут у него под рукой, а это очень удобно.
И так оно впоследствии и оказалось! Но сперва Маркел шел просто прямо и думал, что он идет к себе в холопскую. Да только когда он стал спускаться с горки, то есть когда уже сошел с Ильинской и шел к ручью, он вдруг подумал, что так не годится, что и так он уже который день над этим делом бьется, а ничего добиться не может, а вот сейчас бы взять да повернуть да допросить Авласку, и дело, глядишь, и стронется, а почему бы и нет?! Подумав так, Маркел остановился, развернулся и пошел почти обратно, только немного беря вправо, к Волге, то есть туда, где на горе стол кабацкий двор, и там было шумно и людно, и так же было и вокруг двора, а уж как там внутри стоялой избы тесно, подумал дальше Маркел, так и представить далее трудно! А как представил, так даже, не сдержавшись, облизнулся и уже просто честно подумал, что надо и честь знать, бросать дела и пропустить за праздник чарочку, а то прежние обеденные чарки из него давным-давно выветрились.
И вот с такими, да и другими подобными мыслями Маркел подошел к раскрытым настежь воротам кабацкого двора, возле которых прямо на земле сидел крепко выпивший Григорий, а рядом с ним другие люди, тоже все нетрезвые. Также и дальше по двору народ где сидел кучками, а где уже лежал, а где и как ни в чем не бывало расхаживал туда-сюда. Много было там посадских, но немало и стрельцов. А что, думал, глядя на стрельцов, Маркел, царская служба не постриг, пей, если душа просит. И вот с такой мыслью он поднялся на крыльцо, вошел в черную избу и осмотрелся.
