Но осматриваться там было непросто, потому что теснота там была просто страшная, так что Маркел зря осматривался, потому что никого знакомого он так и не увидел – ни Авласки, ни Карпа, ни своих подьячих. Вот только одно ему почудилось – будто мимо него сзади проскочил к стойке (и сразу за стойку) тот самый человек, который только что так недобро принимал его у Битяговских. А, подумал Маркел радостно, это добрый знак, но при этом проверил, на месте ли нож, и тоже начал проталкиваться к стойке.
А там его уже как будто ждали. Большой Петр сразу широко ощерился, а Евлампий (а он стоял там же сбоку) громко, чтобы через других было слышно, сказал:
– О, вот кого с утра ждем-поджидаем! Ведь же обещал прийти! И мы и мерку тебе пробную придерживаем, и мерный хвост! – И с этими его словами (а он еще мигнул Петру) Петр выдвинул перед собой большую красную кружку, так называемый боярский достакан, а нему еще прибавил толстоспиного сушеного леща. Но Маркел угощаться не стал, а сказал:
– Нет, какая служба в праздник! Не стану я перемеривать. Да и не горит она.
– Горит, горит! – сказал Евлампий. – Да еще как! Недоразбавленная, знаю. Виноват, сколько назначишь, уплачу, а выпей! Выпей, сокол!
– После, – сказал уже серьезным голосом Маркел. – Не могу я пока что. Запряг меня боярин, вот что, – сказал он уже почти с горечью. И тут же с той же горечью, но еще и поспешно добавил: – Надо у тебя, Евлампий, кое-что спросить. И это мигом! – продолжал он уже быстрым голосом. – Айда в белую!
– Э! – сказал Евлампий. – В белую! Да сегодня такое творится, такое! Нет, в белой нам тоже покоя не будет. А ты проходи сюда! – добавил он тут же. – Петя, отбрось доску!
Целовальник отбросил доску, и Маркел прошел к ним за прилавок, а там Евлампий сразу взял его под локоть и сказал:
– Есть место тихое! Вот там и сядем!
И не успел Маркел опомниться, как он уже повел его за поставец, а дальше в дверь, а там через какой-то тесный закуток и дальше уже вниз по лесенке, при этом беспрестанно приговаривая примерно такие слова:
– Много их сегодня, черт бы их подрал! А толку! Только под запись и берут, себе в ущерб торгуем, так в Москве и расскажи. Бедует, расскажи, Евлампий, последнее с себя снимает, а народу праздник, и Евлампию от этого легче. Видел, как понапивались, ироды?! И им еще дай закусить! И разнеси их после по домам, а уже ночь, а улицы закрыты, на рогатках сторожа, и все смеются: куда ты, Евлампий, кого несешь, пусть бы там и валялся, свинья, а нам здесь такого не надо! И не берут. Вот так!
На этих словах они как раз пришли. То есть уже внизу остановились перед дверью, Евлампий ткнул в нее, она открылась, и они туда вошли. Там, в той подземной каморе, в стене над столом горела лучина и в этом ее кривом свете были видны двое, сидящие за тем столом, а между ними был кувшин и там же чарки и закуски всякие. Эти сидящие смотрели на Маркела и пока молчали. А Маркел смотрел на них и видел, что один из этих сидящих был из себя широкий и высокий, как медведь, и с виду такой же злобный, а второй был, напротив, щуплый и приветливый, он как блаженный улыбался, и даже борода у него была реденькая и коротко подсеченная. Маркел снял шапку и сказал:
– Здорово живем.
Щуплый ответил:
– Здорово.
А второй, злобный медведь, тут же прибавил:
– И со святыми упокой!
– Но, но! Сразу не очень! – строго сказал Евлампий.
– А сразу что? – дерзко спросил этот медведь.
– А сразу, – ответил за Евлампия Маркел, – надо гостя посадить за стол, налить ему и дать закусить.
– А дальше что? – опять спросил медведь.
– А дальше еще налить! – просто сказал Маркел, без всякой злости. После оглянулся на Евлампия и продолжал: – Так чего ты меня звал сюда? У меня до тебя дело, а как тут его делать?
– А вот здесь его и сделаем, – сказал Евлампий, подходя к столу. – Садись! – И сел первым.
Тогда сел и Маркел. Теперь Евлампий сидел прямо напротив его, а слева был щуплый, а справа медведь. И нож был в правом рукаве, и это хорошо, думал Маркел. Евлампий начал наливать, а там чарок был запас. Значит, тут кто-то уже был, думал Маркел, ох, это место нехорошее, думал он дальше, глядя, как Евлампий разливает, тут зарежут и тут же закопают, прямо под столом, пол же здесь земляной, копать будет легко, ну да не бежать же отсюда! И он взял чарку, когда ему ее дали, и вместе со всеми выпил, а после взял большой кусок пирога (а он был с мясом) и начал закусывать. Эти тоже все пока закусывали, и за столом было тихо. А после Евлампий первым перестал закусывать, широко утерся ладонью, осмотрелся и сказал:
– Вот, братцы вы мои, товарищи старинные, это Маркел. Он из Москвы приехал. Из Разбойного приказа. Слыхал про такое?
Это он сказал уже повернувшись к медведю. Медведь усмехнулся и сказал:
– Слыхал, как не слыхать. Пострадали мы через него, через приказ этот. Четыре раза был на виске! Но оттерпелся, никого не выдал. А после товарищи меня отбили. – И повернулся к Маркелу и спросил: – Хочешь, я тебя зарежу? Вот прямо сейчас?!
И уже стал поднимать руку…
Как Маркел ш-шах! – и прибил ему рукав ножом к столешнице! Медведь оторопел и рукой уже не двигал. Маркел усмехнулся и спросил:
– Тебя как звать?
– Фома, – сказал медведь.
– Здоровы будем, Фома, – опять, как с самого начала, повторил Маркел.
И Фома сказал:
– Здоровы будем.
– Так-то, – сказал Маркел и вынул нож, повернулся к щуплому и у него уже спросил: – А как тебя?
– Тит, – сказал тот негромким голосом.
Маркел взял чарку. Евлампий налил. Маркел поднял ее, сказал:
– Со знакомством! – И выпил.
И эти трое тоже также одним разом выпили. И Евлампий, опуская чарку, веселым голосом сказал:
– Эх, отпустило!
– Да, – согласился Фома, – это верно.
А Тит сказал:
– Хороша!
Маркел тут же добавил:
– А как же! Кто чистил! – И осмотрел их, и еще сказал: – Андрюшка чистил, вот кто. – И посмотрел на Евлампия, и у него уже спросил: – Так?
А Евлампий, вроде как бы крепко удивляясь, спросил:
– Какой Андрюшка? Не знаю! – А сам так побелел, что это даже при лучине было видно.
А Маркел сказал:
– Как какой? Обыкновенный. С Конюшенной слободы, рядом с Григорьевыми жил. А сейчас, мне сказали, в бегах. – И повернулся уже к Титу, и спросил: – Знал такого?
– Знал, – сказал Тит. – Как не знать. – И посмотрел сперва на Фому, после на Евлампия, и уже только после опять на Маркела, и у него и спросил: – А чего это он вдруг в бегах?
– Вот я это и хочу узнать: чего, – сказал Маркел. – Нет его у себя на подворье, вот что. Я вчера у него был, закрыто. А мой боярин говорит: найди его, Маркел, хоть из-под земли достань, а найди!
