– Ладно! – сказал Маркел, усмехаясь. – Про уродку мне сама царица сказывала. – После помолчал, после спросил: – И, говорят, еще был Андрюшка травник с Конюшенной слободы, такого знаешь?
Петруша молчал.
– Это он царевичу дал нож? – спросил Маркел, и это уже строгим голосом.
Петруша еще помолчал, а после ответил чуть слышно:
– Я этого не знаю.
– Эх! – тихо, но очень сердито продолжал Маркел. – А сзади кто тебя хватал? Андрюшка?
– Не знаю я, – сказал Петруша, и его аж затрясло. – Не знаю! – повторил он уже громче.
– Ладно, – сказал Маркел поспешно. – Ладно! Я же тебя не виню. Я же, может, тоже перепугался бы, если бы там тогда был. Хоть ты и малый, а я большой, а все равно страсть какая – царевича ножом зарезали! Или, – спросил, – он сам зарезался? Как было-то?
Петруша помолчал, насупился, а после сказал вот как:
– Нож его как будто сам зарезал!
– О! – сказал Маркел. – Вот как!
А Петруша, а он стал белый-белый, быстро-быстро продолжал:
– Мне мать моя говорила: никому про это не сказывай, Петруша, не может такого быть, привиделось тебе это, скажут, что тебя испортили, околдовали, – и не видать тебе тогда добра, люди злы, Петруша, изведут они тебя тогда, начнут из тебя черта изгонять, молчи! А я тебе сказал!
И тут он даже схватил Маркела за руки, и это получилось очень крепко! Маркел перепугался и сказал:
– Петруша, что ты, что ты, успокойся, я никому не скажу! Вот крест! Вот только руки убери!
Петруша убрал руки, и Маркел, когда освободился, осенил себя крестным знамением и тихо и очень серьезно сказал:
– Как Бог свят! Никому ничего! Беды тебе не будет! Успокойся!
Петруша молчал. Маркел тоже. Так они еще немного помолчали, после чего Маркел сказал:
– Из дому никуда не выходи. И к себе никого не пускайте. А я скоро приду и еще калачей принесу.
Сказав это, он еще раз усмехнулся и сразу позвал:
– Самойла!
К ним вышел Самойла. Маркел встал и еще раз ему сказал, чтобы они пока что никуда не ходили и к себе тоже никого не водили, а ждали бы его, он скоро будет обратно, после хотел еще сказать про Евлампия, да передумал, не стал, а надел шапку, развернулся и вышел.
Внизу, в сенях, там, где был выход к медному крыльцу и дальше на внутренний двор, Маркел остановился и спросил у сторожей, как сразу выйти к Спасу. Один из сторожей встал и повел его. Там, оказалось, было всего две двери, и они через еще одни сени вышли на другую сторону хоро́м сразу на золотое крыльцо. Маркел быстро сошел с него и оказался на переднем дворе перед Спасом. Вот так же, подумал он, могли и другие тогда выйти, когда на внутреннем, так называемом заднем, дворе ловили злодеев. Ну да не до этого ему теперь, дальше, подумал Маркел, идя мимо Спаса, а после мимо колокольни, а после и мимо губной избы, в которой уже должен был сидеть Авласка. Но и не до Авсласки сейчас, пусть пока что посидит и протрезвеет, сердито подумал Маркел и прошел дальше, уже к самым кремлевским воротам.
И так и дальше, нигде не останавливаясь, а только перекрестившись на купол Николы Подстенного, Маркел перешел через площадь, затем через ручей, затем поднялся в горку и подошел к распахнутым настежь воротам кабацкого двора. Григория в воротах не было. Заходи кто хочешь и бери что хочешь, дожили, совсем уже сердито подумал Маркел, входя в ворота.
21
А после там было вот что. Маркел прошел дальше и увидел, что стоялая изба стоит закрытая, а люди видны дальше, справа, возле жилой избы. Маркел свернул направо и пошел туда. Там возле крыльца толпились люди, не меньше десятка. А на верху крыльца стоял Григорий и с ним незнакомый человек. Маркел стал подниматься по крыльцу. Григорий узнал Маркела и кивнул ему. Маркел остановился и хотел было с ним заговорить, но тут из избы на крыльцо вышел стрелецкий голова Иван Засецкий и с ним двое стрельцов.
– О! И ты уже здесь! Как ворон, чуешь! – сказал стрелецкий голова.
– Служба, – сказал Маркел. После спросил вполголоса: – Где он?
– Там лежит, – сказал стрелецкий голова. – И не скажешь ничего. Румяненький! Живее нас с тобой! – И тут же добавил: – Прости, Господи! – и перекрестился.
Маркел ничего на это не сказал, а снял шапку и вошел в избу.
Там по такому случаю было темно, окна так и стояли, как были с ночи, закрытые, только впереди был виден свечной свет. Маркел пошел на него и вышел прямо к гробу, который стоял на столе, а стол стоял в трапезной и в гробу лежал Евлампий, уже обряженный. Евлампий и вправду лежал как живой и даже улыбался, только глаза у него были закрыты двумя золотыми ефимками. Рядом с Евлампием сидел чернец и чуть слышным голосом читал священное писание. Маркел подошел ближе и наклонился над Евлампием. Покойник был как покойник, ничем не примечательный, никаких следов на горле видно не было, и на руках ссадин тоже. Но могли и подушкой задушить, подумал Маркел, хотя это вряд ли, побоялись бы душить, он вчера же трезвый был, Маркел же его видел.
Подумав так, Маркел перекрестил Евлампия и отошел к стене. А там уже стоял Большой Петр, целовальник.
– О! – шепотом сказал Маркел, взял Петра за рукав и потащил к себе.
Петр легко ступил к нему.
– Поговорить надо, – сказал Маркел.
Петр согласно кивнул и первым пошел к двери. Следом за ним пошел Маркел.
В сенях они остановились, и Маркел сказал:
– Покажи мне, где он помер.
Петр повел. Евлампиева опочивальня (правильней, каморка) была рядом, через дверь. Они вошли туда, Петр развел огонь, и Маркел осмотрелся. Только смотреть там было почти не на что: широкая застеленная лавка да в углу сундук, закрытый на замок, напольный крест, окно и еще выше волоковое оконце, вот и все. На двери изнутри был пробой, а сбоку на стене – задвижка. Маркел спросил:
– Было закрыто?
– Нет, – сказал Петр, – как же! Было бы закрыто – дверь ломали бы.
– Ага, – сказал Маркел, а сам при этом подумал, что Петр, значит, не виноват, и подошел к сундуку.
Замок на сундуке был закрыт, а на самом сундуке, сверху, стояла пустая кружка. Маркел взял ее, понюхал, поморщился и спросил:
– А это откуда?
– Это он снизу принес, – сказал Петр.
– Дурень! – сказал Маркел. – Ох, дурень! – и осторожно поставил кружку обратно. После сказал: – Это разбей потом. И не здесь бей, а над ямой, понял? И руки щелоком потри. Понятно?
Петр кивнул, что понятно. Тогда Маркел спросил:
– А внизу были? Есть там кто?
– Нет никого, – сказал Петр.
– А выходил кто?
– Нет.
