– Андрюшка! – послышалось сзади.
Маркел обернулся и увидел ту старуху (правильно, Костыриху), усмехнулся и сказал:
– А я знал, что ты будешь подслушивать. И для тебя рассказывал. – И тут же, не давая ей опомниться, продолжил: – Я вижу, ты хорошо его знаешь.
– Как не знать! – ответила Костыриха сердитым голосом.
А Маркел, наоборот, веселым продолжал:
– Еще бы! Это же он тебя до такой голоты довел. Разорил он тебя, я так понимаю. Раньше ведь все добрые люди к тебе да к тебе, и ты всем по шкалику, а они тебе в запись… Молчи! – строго велел Маркел. – Не спрашивали, помолчи пока! – И продолжал: – Раньше все к тебе по шкалик, а теперь все к нему. Потому что у него без запаха. И как слеза! Так?
– Не понимаю я, боярин, – сердито сказала Костыриха. – Это ты про меня такое говоришь? Какие записи! У меня блинная лавка, боярин, блины мой товар, а если добрый человек пришел и я ему шкалик налила, так сказал бы «не хочу» – и я не подавала бы. Ну так хоть сейчас уберу!
И она схватилась за кувшин. Но Маркел перехватил ее руку, сжал ее крепко, усмехнулся и сказал:
– Садись, красавица, мы и тебе нальем, найдем шкалик и поговорим по душам. Ведь нам есть о чем поговорить! – И вдруг грозно велел: – Садись!
Костыриха села.
– Влас, налей баушке, – велел Маркел.
Авласка взял пустой шкалик и налил Костырихе, а после даже пододвинул к ней ближе. Маркел сделал бровью вот так, и Костыриха послушно выпила. Маркел подал ей головку лука, Костыриха взяла ее закусывать. После Маркел спросил:
– Давно Андрюшка здесь у вас?
– С зимы, – ответила Костыриха, а Авласка утвердительно кивнул на это.
– А откуда он здесь взялся? – дальше спросил Маркел.
– Никто не знает, – сказала Костыриха. И продолжила в сердцах: – Черт его принес сюда, вот кто! И всё ему было позволительно! Он же сразу завел то, что ты ищешь. И все про это знали – и губные, и Русин, и бояре. И все молчали! Потому что он… – И вдруг замолчала.
– Что «потому что он»? – спросил Маркел.
Костыриха молчала, только сердито жевала губами.
– Колдун, хочешь сказать? – спросил Маркел.
– Не знаю я! – ответила Костыриха. – Может, он и не колдун, я в колдунах не разбираюсь, но то, что он в свое зелье какого-то опою добавляет, это точно!
– Какого еще такого опою? – удивился Маркел.
– Опой, зелье такое, – сказала Костыриха уже не таким уверенным голосом. – Этого опою выпьешь, а завтра его еще хочется, а на послезавтра еще больше, и так сильней и сильней. И после без этого опою уже совсем житья тебе нет, вот что! После все как дурные становятся. Вот ты на него посмотри! – продолжала Костыриха, указывая на Авласку. – Он же совсем ума лишился, домой по три ночи не кажется, а всё туда, туда!
– Ты чего это такое городишь, бесстыжая! – грозно вскричал Авласка.
– Помолчи! – велел ему Маркел и тут же спросил у Костырихи: – А с царевичем он как? Он же царевича лечил! Царица говорит, царевичу от этого легчало.
– Легчало, га! – громко и гневно вскричала Костыриха. – Вон как полегчало, все видели! Где он сейчас?! А всё через тот же опой. Только этим дурням, – и она кивнула на Авласку, – он давал белый опой, а царевичу черный. От черного опою болезнь не болит, но и не лечится.
– А ты откуда всё это знаешь? – строго спросил Маркел. – На правеже повторишь, если что?
– Вот-вот! – сердито сказала на это Костыриха. – Пускай таких в избу, наливай таким по шкалику, а они тебя после под кнут да на дыбу.
– Осади! – сказал Маркел. – Разве я про кнут сказал?
– А про правеж? – сразу в ответ спросила Костыриха.
– Ну не гневись, сорвалось по горячности, – сказал Маркел. – Тогда отвечай так, без правежа: отчего царевич помер?
– Играл с ребятами в тычку, – сказала Костыриха, – а тут напала на него падучая, он упал на нож и накололся. А падучую, – сказал она громче, – на него наслал Андрюшка!
– Нет, – сказал Авласка. – Сперва была падучая, а уже после люди стали говорить боярам, что объявился на посаде такой человек Андрюшка, большой искусник, он может царевича вылечить. И вот уже только тогда бояре, даже только один боярин Михаил, призвал того Андрюшку, испытал его и доверил ему вылечить царевича. И сулил большие богатства за это.
– Так? – спросил Маркел у Костырихи.
– Ну, можно сказать, что и так, – ответила Костыриха. – Только всё равно сперва Андрюшка к нам приехал и у себя на Конюшенной слободе поселился, а уже только после этого на царевича напала падучая. И злые люди научили боярина призвать его лечить того, кто эту порчу напустил. И он залечил царевича совсем!
– Ох! – сказал Маркел насмешливо. – Как же ты крепко его не жалуешь! Зато у него винцо чистенькое и дух от него смородиновый. А у тебя, – Маркел принюхался, – фу, брагой как разит! А ты говоришь: блины, блины!
– Блины и есть, – с большой обидой сказала Костыриха. – А не нравится мой дух, так и не сиди здесь. Вот Бог, а вот порог!
– Но-но! – строго сказал Маркел. – Я тебя, баушка, могу прямо сейчас взять за шкирку и свести в губную, и будет тебе за урон казне знаешь сколько кнутов? А вот не беру же я тебя, а вот сижу же и даже выпиваю это мерзкое, корчемное! – После чего велел: – Налей, Авласка, а то в горле что-то запершило.
Авласка налил. Они все трое выпили (Костыриха неполную) и начали закусывать. Маркел, жуя, заговорил:
– Я, баушка, вообще-то к тебе только затем и пришел, чтобы перекусить маленько. Изголодался я за день на службе, маковой росинки с утра не было, и тут вдруг твои разносолы. А дело у меня к нему, Власу Фатееву. – И, повернувшись к Авласке, он продолжил уже так: – Ну так вот, опять говорю, начинаю сначала, а то она нас перебила тогда: вот прихожу я вчера к Евлампию по одному делу, а у него уже двое сидят: Фома и… Нет, не так! – сам себя сердито перебил Маркел. И так же сердито продолжил: – С самого начала надо начинать! Зачем мы все сюда приехали? Потому что было сказано: зарезали царевича ножом, зарезал неизвестно кто. А после оказалось, что и нож исчез, его украли, и тоже неизвестно кто украл. Никто не знал, куда тот нож девался. Да и не узнавал никто, никому до него дела не было, все только и знали, что искать крамолу! А я крамолы не искал, мне было другое велено. И я ходил, ходил кругами и высматривал, выслушивал, а когда, даже можно сказать, и вынюхивал, как пес… И рано, поздно ли, а вот узнал, куда тот нож девался, кто его украл! Украл его Давыдка Жареный, Карп Крюков мне это сказал, а после другие подтвердили. Но пока я искал Давыдку, его уже тоже убили, тем же ножом зарезали. И опять никто не знает, ни кто убил, ни куда опять нож подевался. Но я уже узнал, почуял! А когда я чую, никогда не ошибаюсь, такой уже у меня нюх. А тут чую, что это Андрюшкин нож! И тогда я уже стал везде искать этого Андрюшку, а его нет нигде. Одни мне говорили, что он съехал неизвестно куда сразу в тот же день, когда царевича не стало, а другие говорили, что никуда он не съезжал, а просто прячется. И вот тогда уже, а это было вчера, я пошел к Евлампию, потому что я знал, что у Евлампия с Андрюшкой была некая торговля тайная, баушка знает какая. И вот я пришел к Евлампию спросить, где мне искать Андрюшку. Строго спросить хотел! А он, этот Евлампий, тогда еще не покойный, вдруг встречает меня как родного и, хоть я того и не просил, сразу ведет в тайный подвал. А там уже двое сидят: один Фома, ты его знаешь. А кто второй, угадай!
